Одинокие боги - Луис Ламур

Отец часто рассказывал мне о своих морских поездках с дедушкой. Я и прежде знал, что морские капитаны держались определенных портов, рассчитывая, что через определенный промежуток времени там может быть готов к отплытию груз.

— Я всегда внимательно слушал рассказы твоего отца, — продолжил прерванный на время разговор Финней. — Он говорил, мы никогда не узнаем, какие земные пространства были изучены когда-то, а какие нет. Океан всегда трудно пересечь, но это не невозможно: его пересекали снова и снова на судах самых разных, сработанных из самого разного материала. Финикийцы — величайшие навигаторы — никому не сообщали о неизведанных берегах, которые они посетили: до нас, увы, дошло всего лишь несколько легенд об этом.

Карфагеняне, выходцы из Финикийской колонии, никому не открывали своих источников сырья. Много лет они запрещали другим судам заходить в Западное Средиземноморье и никого не пропускали Атлантику. Капитан грек, по имени Колеус, примерно в 600 году до нашей эры сумел проскользнуть мимо них и посетил Тартессус-порт, неподалеку от Гадеса, — теперь он называется Кадис. Колеус вернулся обратно с трюмами, полными серебра, и стал очень богатым человеком. Финикиец Ханно описывает плавание вокруг Африки, произведенное по приказу египетского фараона...

Словом, никто никогда не узнает, сколько маршрутов было проложено в те давние времена.

Тебе понравится капитан Лаурел, малыш! Уверен, что и ты тоже понравишься ему. Попроси его рассказать о море. Он дружит с многими священниками из Японии и Китая, они наверняка поведали ему немало интересных историй...

Перед закатом солнца мы сошли с тропы и сделали привал в уединенном, скрытом от посторонних глаз местечке. Разожгли костер из веток, дающих мало дыма, приготовили ужин. С наступлением темноты затушили огонь и улеглись спать, оставив лишь лошадей защищать нас от опасности. А утром в местечке Эль-Кампо, где была единственная лавка да несколько домов, решили пополнить наши запасы еды.

— Останься с лошадьми, — сказал мне Джакоб. — И держись подальше от домов с лавкой: люди обладают особенностью запоминать путешественников, особенно если их немного.

Было тихо и жарко. Мы остановились в тени деревьев, и я сел, прислонившись спиной к одному из них. Лениво летали в вышине птицы. Опустив свои морды в воду и громко фыркая, пили лошади. Я смотрел на лавку всего в нескольких ярдах от меня и почему-то всем сердцем желал в этот момент, чтобы Джакоб поскорее вернулся.

Солнце припекало, и меня невольно тянуло вздремнуть. Надвинув шляпу на глаза, я все еще видел сквозь смежившиеся ресницы, как лошади неторопливо помахивали хвостами, отгоняя надоедливых мух. Потом заснул. Но, как мне показалось, тотчас очнулся от скрипа ботинок по песку: шаги явно приближались ко мне. Я протянул руку к ружью, поскольку шаги эти, я был уверен, не принадлежали Финнею.

Ноги и ботинки... Моя надвинутая на глаза шляпа не позволяла взглянуть выше. Узконосые испанские ботинки.

— Неискушенный человек, — произнес голос, — решил бы, что ты спишь, однако только не Монте Мак-Калла. Мне и самому раза два приходилось притворяться больным.

Подвинув на затылок шляпу, я глянул на говорящего. Передо мной стоял стройный широкоплечий, сухопарый невысокий человек с мускулистыми сильными руками.

— Здравствуйте! — приветствовал я его.

— Ты можешь не держать руку на спусковом крючке, мальчик. Я друг.

— До тех пор, пока я держу руку на курке, вы будете самым лучшим другом.

Он хмыкнул.

— Слушай, а мне нравится! Достойный ответ!

Он присел на корточки рядом, снял широкополое мексиканское сомбреро, открыв лицо, и оказался довольно привлекательным мужчиной с аккуратно подстриженными бакенбардами и черными усами. Его глаза так и лучились веселым смехом.

— Интересная история! — улыбнулся он. — Человек оставляет лошадей непонятно где и направляется пешком в лавку, перед которой проходит прекрасная дорога.

— А здесь тень, — пояснил я.

— Сейчас она могла быть и не здесь. И еще... Такой резвый мальчик, как ты, давно бы уж сгонял в лавку, чтобы присмотреть себе что-нибудь интересненькое. А ты?.. Вот когда я был мальчиком...

— А я спал, — бесцеремонно перебил я наблюдательного человека.

— Может быть, — согласился он. — Или, может быть, ты не хотел, чтобы тебя кто-то видел. Ты не похож на конокрада или угонщика скота, — не тот возраст. И все-таки кто ты, мальчик?

— Я продолжаю спать, — упрямо настаивал я.

Двухэтажный домик открывался взгляду путника сразу за огромными дубами, массивные ветви которых простирались до балкона второго этажа. Во дворике бил красивый фонтан. Ночь стояла прохладная и лунная. В гостиной первого этажа с сигарой в руке сидел дон Исидро; неподалеку от него, на столе, стоял бокал вина.

Усы и бороду худощавого мужчины с резко обозначенными высокими скулами и впалыми щеками лишь посеребрила седина, голова же была совсем белая. Наряд дона Исидро отличался элегантностью. Заслышав шаги во дворике, он заметно перепугался.

Кто бы это мог быть в такой поздний час?

Человек в белой рубашке с красным поясом, за которым торчал нож и виднелась кобура большого пистолета, появился на пороге открытой двери внезапно. Где он мог видеть этот изуродованный шрамом нос? Дон Исидро мгновенно припомнил: человек этот всегда предпочитал действовать ножом.

— Зачем ты пришел? — прямо поставленный вопрос требовал однозначного ответа.

Мужчина в нерешительности мял в руках шляпу и очень тихо произнес:

— Он жив.

Будто ледяная рука холода схватила шею дона Исидро. Он слегка наклонился вперед, стряхнул пепел с сигары прямо на пол, произнес презрительное: «Хм!»

— Я видел его. Он жив! — повторил вошедший.

— Ты ошибся, спутал с кем-то другим. Он не мог выжить там, в пустыне.

— Выжил!

Голубая вена запульсировала на виске дона Исидро.

— Абсурд! Ну, и где же ты встретил этого... этого ребенка?

— В Лос-Анджелесе, на улице. Уверен, это был он.

Неслышно, словно привидение, в комнате появилась донна Елена и встала около дона Исидро.

— Этого не может быть! Это невозможно! — в капризном голосе дона сквозило раздражение.

— Здесь есть одна женщина — англичанка, сеньорита Нессельрод. Он живет в ее доме.

Дон Исидро резко повернулся к сестре, в упор спросил:

— Тебе известно что-нибудь о ней?

— Я знаю эту женщину, у нее много друзей, — она избегала его прямого взгляда и, помолчав, добавила: — Она дружит с доном Абелем Стерном и доном Бенито Вилсоном.

— Ха! Кто это такие? Тоже англичане?