Цифровая пуля - Алексей Макеев

Зал, затаив дыхание, слушал мою обличительную речь, даже киношники слушали меня с открытыми ртами. И только Ястребов, Черников и потерявший самообладание Стрельцов были взвинчены и порывались все время что-то сказать.

— Вот и все, — заявил я, разведя руками, будто артист, заканчивающий свой номер, и сделал вид, будто собираюсь уйти со сцены.

И тут в зале какой-то мужчина громко крикнул:

— Так кто фотографа-то убил?!

Признаюсь, я ждал этого вопроса и вот дождался, сумел все же заинтриговать аудиторию, и мне очень хотелось сохранить интригу до конца, умалчивая имя преступника — уж очень люблю я эффектные финалы.

— А-а-а, хотите знать, кто то самое доверенное лицо префекта Черникова? — проговорил я, вновь становясь за трибуну.

Все напряженно ждали, чье имя я сейчас назову, но я все-таки решил еще немного потянуть время.

— На одной из фотографий, сделанных на даче, в кадр попала рука убийцы. Он всеми правдами и неправдами пытался уничтожить этот снимок, и все же фотография оказалась у меня, — произнес, внимательно следя за лицом преступника. Он напрягся и наверняка переживал самые неприятные в своей жизни мгновения. — Меня все время беспокоил этот факт. Где-то подспудно понимал, что нечто, какая-то деталь, указывает на преступника, но не мог понять, какая именно. И вот сегодня та же самая деталь, что была на фотографии, промелькнула перед моими глазами… Один из присутствующих в зале мужчин любит всевозможные украшения, я имею в виду заколки к галстуку и запонки, и потому даже летом ходит в рубашке с длинным рукавом… Так вот, на фотографии запечатлена рука, на которой на манжете рубашки запонка, и точно такую же, с бриллиантом, я увидел сегодня у директора Дома культуры Лоскутова Георгия Семеновича.

Зал ахнул, и все взоры обратились к похожему на плюшевого медведя директору «Прогресса».

— Этого не может быть! — вскричал кто-то.

— Такой уважаемый человек, и вдруг убийца! — вторил ему другой голос.

— Ерунда! — выкрикнул третий.

— А вы посмотрите на его запонки! — сказал я, наклоняясь ближе к микрофону, чтобы перекрыть шум, поднявшийся в зале. — И на снимок с дачи, где сфотографирован Ястребов и Гасан. Более того, господин префект Черников и директор Дома культуры — дальние родственники, так что у них продвижение в мэры одного из членов клана было семейным подрядом.

— Господа! — с побледневшим лицом вскочил Лоскутов. — Я ни в чем не виноват! И никого не убивал!

Тут из-за трибуны вышел Ястребов и громко крикнул:

— Черт знает, во что превратили дебаты кандидатов в мэры! Это какой-то хаос!!! Я покидаю это сборище ненормальных и обязуюсь впредь больше не участвовать в подобных клоунадах!

Размахивая руками, он двинулся по сцене к лестнице, попытался было уйти и Черников, но тут поднялся генерал Ермолаев и властным жестом попросил звукооператора дать ему микрофон и, когда тот выполнил его просьбу, повернувшись лицом к залу, а затем к сцене, четко, громко, произнес:

— Внимание, уважаемые господа! Прошу всех сохранять спокойствие. Кто прав, кто виноват, покажет следствие. Пока вас, господин Черников, — сказал он замершему на сцене префекту, — и вас, господин Ястребов, — тот остановился на лестнице сцены, — я ни в чем не обвиняю, но попрошу остаться для соблюдения кое-каких формальностей. Я хочу, чтобы вы дали на время ведения следствия подписку о невыезде и не покидали пределы не только страны, но и города. — Он обратился к директору Дома культуры: — А к вам придется применить меру пресечения. Я хочу, чтобы вас задержали до выяснения обстоятельств убийства фотографа и Виктории Леоневской и вашей причастности к этим преступлениям. В отношении вас, господин подполковник, — он взглянул на Стрельцова, — будет назначено служебное расследование. Вам же, господин Гладышев, — генерал не так сурово глянул на меня из-под седых бровей, — большое спасибо за оказание помощи полиции в раскрытии резонансных и крупномасштабных преступлений.

Зал зашумел, стал подниматься, люди начали двигаться к выходу. Ко мне подошел Вольский и крепко пожал руку.

— Еще раз спасибо, Игорь! Я не забуду о том, что вы сделали для меня и моей семьи.

— Да ладно, чего уж там, Анатолий Аркадьевич! — усмехнулся я.

— Обращайтесь, если буду нужен, — Вольский по-дружески хлопнул меня по плечу.

Я фамильярничать не стал, лишь склонил голову в знак того, что принимаю предложение нашего будущего мэра. Когда двинулся к ступенькам, ко мне подскочил знаменитый телеведущий:

— Игорь Степанович! — проговорил он с хорошо знакомой мне по телепередачам обаятельной улыбкой. — Я поражаюсь вашему мужеству и, даже сказал бы, героизму. Очень хотел бы сделать с вашим участием передачу.

Вот его я с удовольствием похлопал по плечу:

— Спасибо, очень лестное предложение, но боюсь, что у меня не найдется для передачи с вашим участием времени. Прощайте! — сказал я и с высоко поднятой головой прошествовал мимо знаменитого телеведущего.

Спустился со сцены и вместе с толпой двинулся к выходу. Многие, выказывая свое расположение, пожимали мне руку либо похлопывали по плечу либо по спине. И не скрою, это было очень приятно.

В холле я огляделся в поисках Екатерины, но ее не обнаружил. Прошел в фотосалон, постучал в дверь и открыл ее. Катя смотрела на меня, чуть раскосые глаза блестели от слез. Сидевший напротив нее в кресле Дима встал и пошел к двери. Он сам, без напоминания, понял, что ему лучше оставить нас вдвоем.

— Ну, в чем дело, Кэти? — спросил я, приближаясь к молодой женщине.

Она встала и приникла к моей груди.

— Игорь, ты знаешь, — дрожащим голосом проговорила она. — Это, наверное, я виновата в смерти Вики.

— Еще что за глупости? — я отстранил от себя Аверьянову и взглянул в ее полные слез глаза. — С чего ты так решила?

По щекам молодой женщины покатились слезы.

— Ты знаешь, — шмыгнула она носом. — В тот день, когда я забрала у тебя компьютер с восстановленными эротическими фотографиями Вики и моего покойного супруга, я приехала сюда и стала их разглядывать, когда в фотосалон зашел Лоскутов. Он спросил, что это за снимки, и я в порыве откровенности пожаловалась ему и показала фотографии. Вот тогда он, очевидно, и понял, что Вике было известно то же, что и Арсению, и решил ее устранить.

Что я мог сказать молодой женщине? То, что она в самом деле виновата и должна ходить с этим грузом вины всю оставшуюся жизнь? Нет, так поступить не мог.

— Ему это и раньше было известно, — проговорил я, улыбаясь. — Просто до поры до времени он решил не убирать ее, а когда понял, что я выйду на Вику, опасаясь, что она выдаст убийцу Арсения, поехал к ней и всадил шприц с ядом в Леоневскую.

— Ты правда так считаешь? — с надеждой проговорила Катя.

— Ну, разумеется, — сказал я ласково и вновь привлек к себе свою подругу.