Осиновый крест урядника Жигина - Михаил Щукин

— Погоди-ка, погоди, — Земляницын запалил спичку, подошел вплотную к бревнам, и слабенький огонек высветил на срезах выбитые клейма — «ПП», — вот, оказывается, кто дрова-то для нас запас. Парфеновский прииск, значит. Это со Второго Парфеновского, там же мелколесье, береза кривая да тополь гнилой, вот здесь и заготовили. Весной вниз спустят, в плот собьют и по разливу прямиком к прииску доставят.

— А зачем сюда тащить? На берегу и сложили бы, — удивился Жигин.

— На берегу, конечно, удобней, только эта речонка весной так расплескивается, будто окиян, камни неподъемные, как щепки, несет. А уж бревна за милую душу смоет. Вот и подняли, здесь сухо, не капает. Повезло нам, теперь и костерик запалить можно.

— Эх, топора нет! — подосадовал Комлев.

— Чего же не захватил-то, растеряха! Будешь теперь ножом щепки строгать или жерди ломать руками, как богатырь, — довольный, фыркнул Земляницын, не скрывая, что обрадовался. Вот уж, действительно, повезло несказанно, а что топора нет в наличии, так это не беда, главное, чтобы голова на месте оставалась — непотерянной.

Костерик развели быстро. Сначала махонький, из сухих щепочек, когда он разгорелся, притащили жердь, конец ее засунули в трещину между камнями, навалились, и жердь хрупнула. Так и нахрупали целый ворох длинных, круглых поленьев. Возле живого огня сразу стало веселей, одно только неудобство — дым от смолья шел густой, удушливый.

— Ничего! — бодрился Комлев, — зато копченое мясо не протухнет! Гарики-поджарики, веселись, сударики! Гырда-мырда, угу-гуку, разгоните нашу скуку! Дай мне кашу, дай пельмень, я спою тебе, глухмень! Привет-салфет вашей милости!

Подтащили к костру и связанного варнака — пусть погреется. Жигин с Земляницыным, не забывая, по очереди выползали на срез каменного мешка, смотрели, что творится внизу. Там, на берегу, по-прежнему полыхал огромный костер, отбрасывая на берег яркие сполохи, возле костра шевелились люди, ходили туда-сюда, но вверх никто не поднимался, видимо, первый урок пошел впрок и рисковать больше не решались.

«Думают сейчас, как нас отсюда достать, к утру, может, и придумают. А что нам делать? Тоже думать надо. Думай, парень, думай. Может, бумагу им отдать? Нет, не поможет бумага, зря ее Марфа охранной грамотой называла. Не те люди, чтобы слово держать. И бумагу возьмут, и голову открутят. Пока я им в руки не дался, они Василисе вреда не причинят, будут надеяться, что я в конце концов соглашусь. Вот пусть бумага и хранится на самый крайний случай. Эх, выбраться бы отсюда!» — Жигин вздохнул, передернул плечами и покосился на костер — пора бы и погреться, но Земляницын не торопился его сменять и о чем-то негромко говорил с Комлевым. Окликать его Жигин не стал.

Скоро Земляницын сам подполз, поворочался, улегся, спросил:

— Как тут? Тихо?

— Сам видишь. Похоже, измором решили взять. Сколько они здесь табором стоять могут? День, два, неделю?

— Стоять они будут, Илья Григорьич, пока мы им в руки не попадем. Живыми или мертвыми — без разницы. Вся их затея с отправкой золота под нашей охраной — псу под хвост улетела. Теперь мы для них страшнее смерти — вдруг целыми отсюда выскочим и по начальству доложим? Конец им тогда полный, все планы рухнут. Хочешь, не хочешь, а обороняться нам с тобой до края придется. Меня одно только радует, что я с тобой, Илья Григорьич, в связке оказался. Надежный ты мужик, с тобой и помирать в удовольствие будет.

— В удовольствие! Ну ты и сказанул! У Комлева, что ли, научился балаболить без всякого разумения?

— Нет, это я сам придумал.

Жигин глянул искоса на Земляницына, но ничего не сказал, только про себя удивился: вот уж никогда бы не подумал, что такой угрюмый и себе на уме мужик способен говорить столь необычные для него слова. И честно, похоже, говорит, не притворяется. Да и какой ему смысл сейчас притворяться?

Сзади послышался шорох, они разом оба оглянулись и увидели, что к ним на четвереньках, быстро-быстро, как жук-скарабей, ползет Комлев. Дополз, плюхнулся на живот и зачастил своей обычной скороговоркой:

— Ты как, Земляницын, сказал? Плоты вяжут из бревен? А отсюда к речке как их спускают? Неужель каждое бревно на веревке?

— Да зачем на веревке-то, дурной! Вытащил вот сюда, на обрез, толкнул, оно само до воды докатится, спуск-то крутой.

— И я про это же подумал! Если все бревна сюда вытащить и толкнуть махом, они их в лепешку раскатают, вместе с костром!

— Погоди, погоди, не тараторь, — остановил его Жигин. — Бревна сюда можно вытащить, но боюсь, в снегу застрянут.

— Если по одному толкать, тогда застрянут, а если скопом, да все разом — полетят, как пух под ветром. А для разгона мы пару бревен под обрез вытолкнем, повдоль спуска, как для раската. Молодец, Комлев, а я уж думал, ты только языком балаболить можешь.

— Я много чего могу! — сразу загордился Комлев. — Будете кормить хорошенько — от меня пользы не оберешься!

— Жратвы не хватит тебя кормить! Там у меня веревка в мешке, достань и петлю сделай. Оденешь ее этому архаровцу на глотку, только узел затяни потуже, чтобы не развязал, другой конец — к бревну. И глаз с него не спускаем. А руки ему распутай, давно жаловался, что они у его затекли. Пусть разомнет. Понял?

— Все понял, я парнишка смышленый!

— А тебе, Илья Григорьич, пока здесь придется остаться, без караула никак нельзя.

— Померзну. Вы там с бревнами осторожней, чтобы не придавило…

— Да уж постараемся, руки-ноги целыми нужны…

Жигин отполз к самому краю входа, освобождая пространство, и скоро за его спиной закипела работа. Две толстых жерди уперлись верхними концами в каменные выступы свода, а нижними — в два камня. Впритык к этим жердям, рядами, стали накатывать бревна. Выше, выше — до самого свода. Вся эта деревянная громада нависала теперь прямо над обрезом каменного мешка, жерди потрескивали, и надо было их только пошевелить, чтобы они упали, и тогда вся махина разом должна была уйти вниз. Сколько времени на это ушло, даже и не заметили — не до того было в горячей и спешной работе. Когда Земляницын подполз к Жигину, от него клубами валил пар.

— Как думаешь, Илья Григорьич, когда нам этот подарок отправлять?

— Бревна еще вытолкнуть надо, вдоль спуска, чтобы покатилось без задержки, сам говорил…

— Это уж в последний момент, вытолкнем — и сразу жерди вышибаем. Когда?

— Подождать еще надо. Они вроде как на ночлег устраиваются. Вот под утро сон сморит…

— Слушай, а если отскочить успеют, тогда как?

— Думал уже про это. Коней приготовим, сами соберемся и, как только бревна скатятся, сразу выскакиваем отсюда и наискосок, на речку, на лед, выбираемся, вниз по течению пойдем, на Второй Парфеновский. Сколько до него верст?

— Да кто ж их мерил?

— А другого укрытия, потайного места, у тебя нигде больше нет?