Океан - Диана Лилит

– Бэйл, теперь твоя очередь, – предупредила Авалон.

Та привстала с места и раскрутила бутылку. В этот раз она попала на Нико.

– Правда или действие?

– Действие, – моментально выпалил парень.

Бэйл вновь задумалась, подбирая испытание кудрявому. Ее взгляд блуждал по кухне в поисках идей.

– А… Можешь съесть все конфеты из этой коробки за две минуты? Ну, если ты не против, конечно…

Леа хрипло рассмеялась.

– Он ненавидит сладкое.

– Извини, тогда…

– Нет, все нормально. Я попробую это сделать, – сказал Нико и подвинул к себе коробку.

Буквально через минуту нам всем стало ясно, что парень и правда терпеть не может сладкое. Он с таким мучением пережевывал эти конфеты… и в итоге не смог завершить свое действие до конца. Мы решили не издеваться над беднягой, которого явно сильно тошнило.

Затем мы сделали минутный перерыв и выпили еще по бокалу вина. Шампанское уже успело закончиться.

– Нико, твоя очередь, – сказал Стив.

Парень сильно раскрутил бутылку, которая вертелась чуть ли не минуту, прежде чем попасть на меня.

– Ну, Океан, какой выбор? – спросил он.

– Пусть будет действие.

Нико тоже задумался над своими идеями.

– Ладно, ничего жесткого не будет. Поцелуй Бэйл при нас. Только нормально, а не секундно, – добавил он.

Пока мы целовались, каждый выпил еще немного, а затем я начал крутить бутылку, которая попала на Эмануэля.

– Что выберешь? – немного напряженно спросил я.

Нет, Эмануэль вовсе не вызывал у меня страх. Просто за все школьные годы я чувствовал себя виноватым за то, что постоянно с презрением косился на него, за то, что проходил мимо, когда парни из параллельного класса прижимали его к стене, за то, что верил всем тем слухам, что распускали про него остальные.

– Правда, – сухо ответил Эмануэль, смотря прямо мне в глаза.

Я вновь нервно откашлялся и постарался отвести взгляд в сторону.

– Хорошо. Но… Я не могу придумать вопрос, – признался я.

– Это ведь не обязательно. Если у тебя нет к нему какого-то определенного вопроса, он просто может сказать любую свою правду – то, о чем никто никогда не знал, – пояснил Стиви.

Я лишь кивнул на его слова.

– Ты ведь лжешь, Океан, – вдруг заговорил брат Леа, – у тебя так много вопросов, которые ты просто не решаешься задать. Тебе неловко, так ведь? – Он усмехнулся.

Я не говорил ни слова, позволяя ему продолжить.

– Вероятно, ты хочешь знать, сектанты ли мои родители? А может, тебе интересно, за что же все-таки меня ненавидит полшколы или какой из слухов обо мне правда, а какой – ложь? Что тебя больше всего во мне смущает? Странная мешковатая одежда? – Его бровь слегка приподнялась, а на лице появился интерес.

– Предположим, – выдавил я.

– Хорошо. Этой одеждой я лишь скрываю свое тело, к которому окружающие привили мне ненависть. – Он небрежно дернул рукав огромного свитера. – Я отвратительно худой. И ничего не могу с этим поделать. Это что-то вроде гормонального нарушения. Как бы много я ни ел, все равно выгляжу как ходячий скелет. А временами худею еще больше, отчего постоянно теряю сознание. И мне показалось, что уж лучше пусть вы будете обсуждать мою одежду, что, прошу заметить, не является частью меня, чем мое тело, которое полностью принадлежит только мне, – ответил Эмануэль.

– Охренеть. И тебя из-за этого чморили? – спросил Стиви.

Я видел, как Леа хотела заткнуть блондина, но Эмануэль спокойно ответил:

– Они судили мою внешность, шептались о том, какой я неудачник. Ненавижу школу…

Вдруг Эмануэль замолчал. Он не выглядел агрессивным или обиженным. Сейчас он скорее был погружен в собственные мысли.

Никто из нас не решался что-то сказать.

– Школа – это ад, – произнес Стиви.

В этот день я впервые увидел реальную улыбку на лице Эмануэля. Ему стало легче на душе. Он всегда молчал и терпел издевательства. А Стив поддержал его.

Как ни в чем не бывало мы продолжили игру. Брат Леа раскрутил бутылку, которая в этот раз указала на Клемента.

– Выбирай, – сказал Эмануэль.

– Пусть это будет правда, – скучающим тоном ответил Клемент. Было видно, что игра не доставляла ему никакого удовольствия.

– За что ты любишь мою сестру? – абсолютно спокойно спросил Эмануэль.

На кухне вновь повисло молчание.

Глаза Клемента слегка расширились, и он нервно поправил челку.

– Почему ты это спросил? – непонимающе и тихо произнес Клем.

– Потому что столько лет прошло. Ты любишь ее с четырнадцати, не обращая внимания на ее отвратительный характер. Не обращая внимания на презрительное отношение наших родителей к твоей семье. Ты тратишь на нее свое время, решаешь ее проблемы. Она все это рассказывает. Дни и ночи напролет ты проводил в больнице, когда она загибалась от температуры, зарабатывал деньги на трех работах, лишь бы помочь ей с долгами перед больными на голову картежниками. В конце концов, ты строил планы на будущее с ней. Почему?

Я не знал, куда себя деть. Эти факты буквально сводили меня с ума. Черт возьми, я даже не знал о том, что он торчал в ее больнице, лишь бы знать, что она в порядке, лишь бы побыть рядом с ней. А эти деньги…

Понятно, что любовь Клемента к Леа уже не была для меня новостью, но эти подробности…

Я видел, как остальные неловко опустили глаза в пол. Делали вид, что задумались или же зависли в телефоне.

Я видел взгляд Леа, что никак не ожидала такого от брата.

Видел гнев на лице Нико, что напоминал скульптуру греческого бога.

Я видел боль и печаль в глазах Клемента, а вместе с ними и любовь к ней.

– Я не знаю, – наконец-то ответил мой друг. Голос его был слабый и охрипший. Впервые я обратил внимание на то, что его некогда смуглая кожа стала бледнее, а под глазами темнели синяки. Он устал. Устал от всего. Проблемная мать, работа, налоги и долги, учеба и Леа, что доставляла еще больше неприятностей, каждая из которых ложилась на плечи этого субтильного подростка, повзрослевшего раньше времени.

– Твоя очередь. – Эмануэль подвинул бутылку к Клементу.

Краем глаза я видел, как Нико взял открытую бутылку вина и сделал несколько больших глотков прямо из нее.

Все это очень плохо.

Очень.

Следующая очередь вновь выпала на Бэйл. В этот раз моя девушка выбрала правду. У Клемента не нашлось конкретного вопроса, поэтому Бэйл лишь сказала то, в чем хотела признаться.

– Я ненавижу азартные игры.