Арабский кошмар - Роберт Ирвин

«Идиот! – вскричал волшебник.– Любой дурак может придумать загадку, которая не имеет решения! А я тут теряю день за днем всю неделю…»

«Вот именно, – поспешно вставила обезьяна.– Семь дней недели».

Вашо был спасен. Христианин, немного успокоившись, признал, что загадка хорошая.

«Я сотворил существо, которое умнее меня!» – воскликнул он.

Тут Йолл перебил сам себя:

– Мне непонятно его удивление, ибо кто не слыхал о сказителе, который глупее выдуманных им историй?

На самом-то деле он сотворил чудовище, ибо их договор означал, что, когда христианин откажется от своих волшебных способностей, а потом и умрет, обезьяна останется в живых, – и ныне она уже приобрела необычайные размеры и силу. Что же до христианина, то немногим меньше года спустя он вернулся в пустыню и предложил загадку Иблису, который молниеносно дал правильный ответ. Христианин был посрамлен и не мог не признать Иблисова всеведения. Хотя у него оставались в запасе желания, да и множество приключений ему еще предстояло изведать, в тот самый миг в рассудок его закралась черная тень. Несмотря на то, что загадка уже дважды причинила ему только вред – Вашо с ее помощью добился свободы, а Иблис добился победы в споре, – христианину, разумеется, суждено было загадать ее и в третий раз – даме в саду, – в результате чего его постигла очередная неудача. Такова история о том, как обезьяна, христианин и дьявол состязались в отгадывании загадки.

Йолл торжествующе оглядел слушателей.

К тому времени Бэльян уже приобрел опыт в обнаружении недомолвок.

– И все же я в недоумении. Откуда узнала эту загадку дама из сада? И каким образом загадка стала известна мартышкам и обезьянам?

– Ага! Пожалуй, если вы настаиваете на том, чтобы я объяснил все до мельчайших подробностей, нам следует вернуться немного назад. Вспомним обезьян, обещавших помочь человеку, который разыскивал своего ребенка. Их старейшины собрались высоко в горах на совет. Было очень холодно, так холодно, что…

Тут Бульбуль испустил нечто среднее между зевком и стоном, и звук сей успешно заглушил следующие несколько слов.

– … и дела нет до обыкновенных мартышек. Вскоре они пришли к заключению, что, для того чтобы помочь приемному сыну в его, судя по всему, тщетных поисках, требуется более умная голова.

Тогда заговорила обезьяна, которая много путешествовала: «Надо признаться, нам недостает людских искушенности и опыта. Однако, когда я, будучи в Багдаде, воровал в садах бананы, мне случайно попался на глаза один из нашего племени, который, уверен, сумеет нам помочь, ибо он сидел в саду с дамой и не только беседовал с ней, но даже играл в шахматы».

Остальные согласились с тем, что это, должно быть, и вправду удивительная обезьяна, и со всей надлежащей поспешностью в Багдад была отправлена делегация. Прибывшие без труда нашли в саду обезьяну и объяснили ей задачу. Слушая, Вашо все больше убеждался в том, что поиски, которые затеял этот человек, окажутся напрасными. Однако он желал показаться мудрым. Поэтому, с той фатальной оракульской двусмысленностью, которая уже сгубила столь многих персонажей этой истории, он продекламировал загадку о «семерых, уже имеющих названья» и добавил: «Велите ему скитаться по городам и селениям и загадывать эту загадку всем, кого он повстречает. Только если он отыщет того, кто сумеет эту загадку отгадать, следует ему прекратить розыски. На том пускай его поиски и закончатся».

Этим Вашо хотел сказать, что человеку никогда не найти своего сына, ибо в тот момент он как раз только что узнал загадку от дамы в саду, и как попытки отгадать загадку, так и поиски, предстоявшие человеку, казались ему равно тщетными.

Но обезьяны поняли его в том смысле, что отгадавший загадку и будет сыном того человека.

Но человек, выслушавший загадку и весть, принесенные обезьянами, понял их в том смысле, что если он отыщет любого, кто отгадает загадку, то вполне может оставить всякую надежду, ибо это будет свидетельствовать о том, что поиски его напрасны. По этой причине он и был раздосадован и вылил воду, когда загадку отгадал мальчик, который рос среди волков.

Но Иблис, который за всем этим стоял, затеял это в том смысле, что загадка будет отгадана, а сын найден лишь ценою смерти отца.

То было смертоносное обилие смыслов.

Позвольте мне теперь остановиться на роли Иблиса в этой истории. Все джинны в рассказе были разнообразными проявлениями Иблиса, ибо, хотя именам и обликам его несть числа, его сатанинская сущность едина. Иблис был джинном в зубастой пещере и помощником капитана на корабле, джинном, ловившим рыбу в пруду, и сантоном на горе – все это Иблис. Он также принял облик дамы, игравшей в шахматы в саду, – дабы привести христианина к полнейшему краху. Загадку же Иблис отгадал потому, что сам ее первый и задал. Вся эта история происходила по его коварному плану и при его участии.

– Зачем же тогда Иблис выстроил такую цепь событий, в результате которой Вашо передал загадку обезьяньему совету, а тот – человеку, росшему среди обезьян, и в то же самое время повернул дело так, чтобы волчий выкормыш отгадал загадку своего отца? Неужели попросту из вредности?

– Нет, хотя это чистая правда – Иблис мучает род людской с наслаждением. Но ответ некоторым образом связан с фатальностью. Вам доводилось слышать известную старую историю о человеке, который, дабы избежать смерти, уехал в Багдад?

– Пожалуйста, Йолл, не надо, – поспешно вмешался Бульбуль.

– Ну что ж, так или иначе, Иблис желал наглядно продемонстрировать превратности судьбы.

Что такое судьба, как не схема? На взгляд Иблиса, жизнь человеческая не имеет смысла. Поэтому он желал хотя бы наделить ее схемой. Иблис обладает изощренным умом, и загадка (то есть мысль, выраженная в сжатой силлогической форме) его привлекает. Как бы то ни было, таким образом Вашо сообщил загадку обезьяньему совету, и с тех самых пор обезьяны и мартышки бережно хранят ее в памяти.

Бэльян был неугомонен.

– Вы сказали, что это учебная история Веселых Дервишей. Какие же идеи ими с помощью всего этого проповедуются?

Прежде чем ответить, Йолл запустил пятерню себе в волосы (что было непросто, ибо волосы его слиплись от грязи).

– Некоторые истолковывают мораль таким образом, что в одних историях наказываются те, кто задает вопрос, а в других – те, кто его не задает. Следовательно, ни действие, ни бездействие не остаются безнаказанными. Другие полагают, что это басня о замешательстве ребенка по поводу полового акта. Лично я всегда считал, что это довольно загадочная притча о переходе от устной культуры к письменной, но, возможно, это всего лишь предвзятое мнение специалиста.

– Все это очень сложно, Йолл, – сказал монах. Затем, после некоторого колебания: – Однако подобное обилие смыслов и толкований равносильно полнейшему отсутствию смысла.

Бэльяну не хотелось задавать этот вопрос, но в конце концов пришлось.