Клинки надежды - Алексей Волков

К Нестеренко отношение было другое.

– Я жду, – холодно напомнил полковник клеветнику.

Командир другого запасного полка молчал. Люди были не его, отношения к случившемуся он не имел никакого, боялся одинаково и своих солдат, и командира сборной бригады. Лучше уж не лезть не в свое дело.

– Мне так рассказали, – тихо выдавил из себя Нестеренко. – Вот я и подумал… Но раз все было иначе, то приношу извинения.

– И все-таки, гражданин Аргамаков, всадники были, скорее всего, ваши. Почему бы тому же барону, проводив Веру и случайно наткнувшемуся на Муруленко, не свести с ним старые счеты? Вы же не будете утверждать, будто вы лично и ваши офицеры питали к покойнику хорошие чувства? Признайтесь, вы его ненавидели! – опять вступил в разговор Яков.

– Гражданин Шнайдер, – в тон ему отозвался полковник. – Любить или хотя бы уважать вашего командующего нам было решительно не за что. Разве за то, что вы все при его попустительстве едва не стали жертвой банды Яниса. Но убивать из-за угла в моем отряде не принято.

– И все-таки я настаиваю, чтобы барон Раден прибыл в мой отдел для дачи показаний. Если по вашему утверждению ничего не было, то и бояться не надо. Мы разберемся и сразу отпустим его. Если хотите, даже извинения принесем. Но следствие должно знать точно, кто убил нашего коллегу. Для этого мы должны проверить все версии, вплоть до самых невозможных.

– И в самом деле, господин полковник, по-моему, это лучший выход из положения, – поддержал Якова Всесвятский. – В простом народе уже циркулируют нежелательные слухи, умы некоторых граждан возбуждены. Тем более что многие знают о вашем неприязненном отношении к покойному. Да и ваши порядки поневоле заставляют воспринимать бригаду как сборище контрреволюционеров. Простите, ради Бога! А так люди увидят, что ни для кого не делается поблажек, Яков во всеуслышание заявит о невиновности вашего барона, и в городе восстановится мир.

Обвинение в контрреволюционности нимало не задело полковника. Его бы оскорбило обратное. Однако определенный резон в словах Всесвятского был. Раз выдвинуто обвинение, то должно быть и опровержение. Слухи – страшная сила. Неясно, кто их пустил, однако, раз начав циркулировать, они так и будут ходить в народе. Возможно, даже тогда, когда многих из присутствующих уже не будет в живых.

И лишь Яков вызывал подозрения. Невольно вспоминалось мнение Орловского о бывшем приятеле, а также непосредственный род занятий бывшего революционера. Как говорили многие в том же народе, люди, попавшие к Шнайдеру, обратно не возвращались. Тех же, кому повезло, было не узнать.

– Ротмистр Раден в данное время очень занят по службе. Поэтому отпустить его в город я не могу. Лучше приезжайте к нам. Там спокойно побеседуете с бароном. Свободных помещений у нас достаточно, – объявил свое решение Аргамаков.

Шнайдер едва заметно скривился. Встречное предложение полковника его явно не устраивало.

– Гражданин Аргамаков, вы придерживаетесь на службе своих правил, а мы – своих. Закон одинаков для всех, и при всем уважении к вам, мне бы не хотелось его нарушать. Речь-то идет, в сущности, о ерунде.

Насколько знал Аргамаков, ни один закон в республике до сих пор принят не был. Кроме закона о том, что вся власть на территории губернии принадлежит правительству, а сама губерния отныне является республикой.

– Извините, но не могу, – твердо произнес Аргамаков. – Бригада находится на казарменном положении. Все военнослужащие заняты подготовкой к боям, и отпустить кого-либо из них – значит ослабить боевую мощь остальных. Ждем вас у себя.

Показалось, что глаза Шнайдера на мгновение блеснули красноватым светом.

Впрочем, это было наверняка следствием усталости и расшалившихся нервов.

В следующие мгновения и об усталости, и о нервах было забыто. Дверь широко отворилась, пропустила внутрь молоденького офицера с полевыми погонами прапорщика и закрылась вновь.

Среди граждан правительства пронесся сдержанный ропот. Это же черт знает что, когда каждый желающий без приглашения вваливается на закрытые заседания!

– Господин полковник, разрешите обратиться!

Штатских прапорщик проигнорировал, а из военных его командир был самым старшим по званию.

– Разрешаю. – Аргамаков невольно поднялся.

С хорошими вестями так не ходят, а значит…

– Получен телеграф от Орловского. Со стороны Рославля отряд атакован бандой численностью не менее восьмисот штыков и сабель при поддержке бронепоезда. Первая атака противника отбита. Орловский высказывает опасение, что долго держаться не сможет и что у врага возможны резервы неустановленной численности.

– Так. Быстро в бригаду. Передайте полковнику Канцевичу: тревога! Пусть готовится к немедленному выступлению. Я подъеду в ближайшее время.

– Есть передать Канцевичу! – Прапорщик торопливо козырнул и выскочил из кабинета.

– Что это значит? – как-то тихо и подавленно спросил Всесвятский.

– Только то, что какая-то банда пытается ворваться в Смоленск. Судя по наличию у них бронепоезда, похоже, та самая, о которой мы вам говорили. Единственный практический вопрос. Я могу рассчитывать на какую-то поддержку? – В отрицательном ответе Аргамаков был уверен, однако не спросить не мог.

– Черт! И Муруленко так некстати убили! – выругался кто-то чуть в сторонке от стола.

– Толку от этого Муруленко! – возразил другой. – Он уже однажды показал, на что способен.

– Как вы понимаете, господин полковник, так сразу ответить трудно. – Глава правительства заметно побледнел. – Надо выяснить настроение людей, провести среди них соответствующую разъяснительную работу, вдохновить на защиту города и демократии… Думается, ближе к вечеру будет ясно…

– Ближе к вечеру будет ясно многое. Например, возьмет Горобец Смоленск с налету, или его удастся отбить, – перебил Всесвятского Аргамаков. – От вас мне надо только одно: чтобы где-нибудь ближе к городу на самый последний случай были подготовлены запасные позиции. Остальное я сделаю сам.

Он посмотрел на стушевавшихся командиров запасных, презрительно хмыкнул и повернулся к Либченко:

– Что скажете вы, господин капитан?

Прежде чем дать ответ, начальник школы для чего-то посмотрел на Шнайдера, уловил едва заметный кивок и лишь тогда произнес:

– Мы выступаем с вами, господин полковник! Всей школой до последнего человека.

– Благодарю, капитан. По готовности двигайтесь к вокзалу. Там встретимся. Честь имею, господа!

Аргамаков твердой походкой направился прочь и не слышал, как Яков тихо, одними губами, шепнул капитану:

– Чем меньше юнкеров вернется, тем лучше. Понял?

Либченко понимающе кивнул в ответ.

Отвечать вслух он побоялся. Хоть в кабинете и поднялся гвалт, однако вдруг кто-нибудь случайно услышит? А если еще и поймет?