Как убивали Советский Союз. Выгодоприобретатели крупнейшей геополитической катастрофы XX века - Андрей Николаевич Савельев

комплекс, оборонка, легкая промышленность. Все его знания в этих областях носили, главным образом, теоретический характер. И в принципе такой дисбаланс был довольно опасен».

Эти строки, написанные от имени быстро спившегося и интеллектуально деградировавшего Ельцина, показывали, что уже и в политических «верхах» стало понятно, что они не в состоянии понять, что такое современное производство. Но это не означало, что эти люди готовы были оторваться от корыта и привлечь к управлению страной профессионалов.

Но история повернулась иначе. Точнее, ее повернули. Вместо реквизиций и судов над ворьем, получили кровавую кашу. После относительно мирного переворота в 1991 года, все шло к кровавой развязке. Если полыхали все окраины бывшего СССР, то не могло не запылать и в центре России — в Москве.

С 1991 года политические сезоны мы начали мерить с августа по август.

Первый такой сезон (1991–1992 гг.) был отмечен кавалерийской атакой президентской команды на основы государственного строя. Тылы надежно обеспечивал российский парламент. Первый залп — и вдребезги разлетелся Союз. Второй — и крупными трещинами административных и межэтнических границ покрылась российская территория. Третий — и под либеральные напевы ко дну пошла российская экономика. Это было время веселого разрушения, время пьянящего чувства свободы. А страна погружалась во мрак…

Второй августовский сезон (1992–1993 гг.) — время тяжелого похмелья. Люди начали понимать, что наворотили расшалившиеся правители, кому оказался выгоден этот угар разрушительства. Романтики приувяли, и на первый план в государственной политике стали выползать из-за их спин настоящие уголовники. Уголовники стали грабить, а романтики — устраивать политические фейерверки. Чтобы было чем пугать наивного обывателя, в противников реформ перекрасили ближайших соратников Ельцина — парламентариев.

Первая хлопушка разорвалась в декабре 1992 года на Съезде народных депутатов. Заговорили о возможности введения президентского правления. Вторая хлопушка потрясла Россию 20 марта 1993 года, когда Ельцин выступил с «Обращением к народу», объявив введение «Особого порядка управления», но потом сделав вид, что это была просто невинная шутка: мало ли что сказал Президент на всю страну! Верховный Совет тоже встроился в эту игру, понимая, что сил для привлечения к ответственности новой команды путчистов у него нет. Пошумели немного, пугнули ближайших соратников Президента компроматом в «чемоданах Руцкого» и притихли.

Важной вехой в сезоне фейерверков и хлопушечных испугов стал референдум 25 апреля 1993 года, засыпавший всю страну разноцветным пропагандистским конфетти. Референдум, несмотря на ликование ультралибералов, закончился для них полным провалом. Только около трети населения России, имеющего право голоса, высказалась в поддержку Ельцина и его курса. Более половины голосовавших признали необходимость проведения досрочных президентских выборов. Почти половина регионов России не поддержала политику гайдаровских реформ. Наконец, избиратели отказали в доверии депутатскому корпусу именно в тех округах, где были избраны наиболее ретивые представители «ДемРоссии». Значительная часть населения, осознав всю фальшь затянувшегося политического шоу, предпочла вообще отказаться от участия в референдуме. А непросохшие от хмеля разрушительства «демократы» все продолжали талдычить о какой-то победе. Кое-кто им поверил даже из деятелей оппозиции.

Спектакль, обеспечивающий прикрытие всероссийского грабежа, был продолжен гладиаторским боем 1 мая 1993 года. Противостояние номенклатурной «демплатформы» Ельцина и утративших власть консерваторов из депутатского корпуса было оплачено кровью невинных прохожих, привыкших в этот день прогуливаться в праздничной толпе. Президент решил с этого момента ввести практику массовых награждений участников избиения своих сограждан.

Почти сразу и безоговорочно вымерло целое поколение деятелей культуры, бросившихся сладострастно вылизывать руки власти. Вымерло нравственно и духовно. Лишь немногие предпочитали умирать физически, не возбуждая народную и номенклатурную любовь участием в политических дрязгах.

Гамлет Смоктуновского решил навсегда вжиться в роль пакостного старикашки, твердящего наподобие свихнувшегося пушкинского Германа: «да-да-нет-да». Жаль великого актера, не успевшего восполнить утрату собственного достоинства и умершего через какой-нибудь год после злополучного референдума, в котором ему довелось сыграть столь непристойную роль.

Неплохие актеры Караченцев и Абдулов решили отныне и до века играть роль комсомольских полукровок. Писатели-фронтовики Бакланов и Астафьев завернули в помещение для президентской челяди и стали профессиональными приживалами. Подававший надежды диссидент Буковский умер как диссидент и родился как лакей. Елена Боннэр вместе со своей совестью окончательно похоронила академика Сахарова, зато стала удобным подлокотником президентской власти. (Что стоили слова этой одемокраченной мадам о «ненасытной прорве старо-новой номенклатуры» после октябрьской бойни?).

Во всей этой компании заметно выделился популярный режиссер Эльдар Рязанов, который снял-таки свой главный фильм — об одном холуе в президентских апартаментах. Объяснял свой нравственный выбор Рязанов такими словами: «Прежде всего следует осознать, что все мы заражены коммунистическим ядом, все без исключения, даже самые сверхдемократы. И всем нам предстоит выдавливать яд из себя — кому по капле, кому по чашке, кому по ведру. У кого как получится, кто как сможет» (Из интервью «Партия порядочных людей» в книге опечаленных демократов «Горечь и выбор — год после августа», 1992). Свой метод выдавливания яда вместе с представлениями о чести Э. Рязанов нашел — снял холуйский фильм дома у Ельцина аккурат на заказ перед апрельским референдумом 1993 года.

В процессе нарастания криминальной революции с конвейера средств массовой информации постоянно сходили великолепные образчики: то вдруг поумневший Жириновский, то сладкоголосый репортер Караулов, то придворный адвокат Макаров (тогда еще бросавшийся в глаза своим непомерно раскормленным торсом), то выскакивала целая порция мелких бесенят столичного образца… Для тех же, кто сохранял хотя бы какие-то крупицы собственного достоинства, предусмотрены были специальные чистки. Вспомним отставленного весной 1993 года от всех дел вице-президента А. Руцкого с его чемоданами материалов о коррупции в высших эшелонах власти. Вспомним секретаря Совета Безопасности Скокова, генпрокурора Степанкова, председателя Конституционного Суда Зорькина, отлученных от милостей «всенародно избранного», вспомним «укороченных» президентскими решениями Болдырева, Баранникова, Дунаева и прочая, прочая…

По своей насыщенности маразм ельцинистов в 1993 году не уступал брежневскому, а кое в чем и дополнял старые традиции запоминающейся новизной. Как чертики из табакерки, сыпались скороспелые генералы; тело Президента защищала полнокровная дивизия; фальшивка в виде ваучера захватила умы граждан отупляющими размышлениями; протестантский проповедник на телеэкране вел светскую беседу о тонкостях сексуальных извращений; по сообщениям МВД, сумасшедший с перочинным ножиком чуть не убил Президента; вставший со смертного одра мэр столицы оказался способен на громоподобные речи с трибуны так называемого Конституционного Совещания… Москва была обклеена листовками комсомольской активистки, объявленной живым богом; стотысячным тиражом был выпущен красочный агитационный плакат с надписью «Ельцин! Ельцин! Ельцин!» поверх ликующих болельщиков с американскими флагами; какое-то хамье из фирмы «Сеабеко» вместе с популярными эстрадными певцами устроило танцульки под песню «День Победы»; министр внешнеэкономических связей по воле ельцинского прихвостня вынужден был прервать командировку в Африку где-то