📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгФэнтезиКукольник - Генри Лайон Олди

Кукольник - Генри Лайон Олди

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 97
Перейти на страницу:

Моторика бомбардир-майора пострадала во время боевого рейда от конвульсий агонизирующего, но еще опасного «дракона» — флуктуации континуума класса 2D-15+, согласно реестру Шмеера-Полански. Психически граф, человек еще не старый, был здоров целиком и полностью, сохраняя рассудок, острый как бритва. Речь его оставалась связной, если не считать легкого пришепетывания. Но тело, некогда сильное и ловкое тело всадника, стрелка и фехтовальщика, способного ночь напролет отплясывать мазурки и кадрили…

Увы.

Божья кара, шептались враги Мальцова.

Надежды нет, выносили вердикт медики.

«Вызов невропасту», — говорил Карл Мария Родерик О'Ван Эмерих, директор театра «Filando». И неизменно принимал этот вызов, стоило Аркадию Викторовичу выйти на связь с маэстро.

— Ты летишь со мной, — приказывал маэстро, махнув рукой в адрес Лючано.

Тарталья соглашался и летел.

В сущности, Лючано нечего было делать на «Горлице». Уже два с половиной года как он не работал по специальности. Выйдя на свободу и окунувшись в будни театра, он вскоре выяснил, что Королева Боль продолжает числить некоего Лючано Борготту в своих верноподданных. Периодически — через неравные, накройся они черной дырой, промежутки! — во время сеанса контактной имперсонации у Тартальи начинала болеть голова. И не успевал бедняга, что называется, глазом моргнуть, как боль транслировалась дальше — кукле.

Сдерживать этот процесс он не мог.

Так скорбный животом рано или поздно отдаст должное позывам опорожниться. Хоть запри его в бальной зале, полной народа, и категорически не пускай в сортир — не поможет.

Нагадит и лишь руками разведет: извините, мол.

После третьего срыва, чудом уговорив возмущенного клиента не подавать на театр в суд, маэстро Карл запретил Лючано участвовать в выступлениях.

— Извини, малыш, — сказал маэстро. — Я все понимаю. Но однажды тебя или засадят на всю жизнь, или попросту убьют. Выбор тут невелик. А я должен думать о судьбе театра.

— Я не обижаюсь, — ответил Тарталья, мрачнее тучи. — Я тоже все понимаю.

Еще бы он не понимал. Наистрашнейшим воспоминанием о спонтанном «болевом шоке» для него был призрак Казимира Ирасека, медиамагната с Трильи-П. Испытав при сеансе боль, Ирасек — гомосексуалист-извращенец, для которого страдание являлось единственным способом испытать наслаждение, — долго преследовал Лючано своими домогательствами и гнусными предложениями. Сулил осыпать золотом и кредитными картами, утверждал, что никогда не был так вдохновлен страстью, клялся в вечной любви, грозил похитить невропаста и заточить у себя в фамильном замке, потом на коленях просил прощения, даже начал ездить за «Filando», докучая букетами роз и персональными заказами на Борготту…

Пришлось, скрепя сердце и сдерживая тошноту, дать согласие. К счастью, у Лючано не случилось рецидива. А напрямую прибегать к науке Гишера он по понятным причинам не собирался. Синьор Ирасек три сеанса подряд не испытал вожделенной боли, разочаровался в «мерзавце» и отстал.

На следующий день Лючано подал заявление об увольнении из театра.

Маэстро Карл положил заявление в карман сюртука и подробно рассказал, где и как он им воспользуется. Хорошо, что рядом не было дам — со стыда бы сгорели.

— Ты дурак, — закончил маэстро, вытирая платком мокрую от пота лысину. — Ты небось уверен, что я с радостью выгоню тебя из театра. На вольные хлеба. Только и жду, понимаешь… А я вот, малыш, думаю совсем о другом. Возраст — не тетка. Однажды я оставлю «Filando» и осяду у вас на Борго. Возьму замуж твою замечательную тетку, которая, прости за каламбур, не возраст. Куплю домик, развешу по стенам коллекцию кукол… И я хочу, чтобы к этому моменту у театра образовался новый директор. Хваткий, зубастый и с творческой жилкой. Ты чуешь, к чему я клоню?

— Ага, — кивнул Лючано, нимало не просветлев. — Чую.

— Ну и славно. Готовься, с завтрашнего дня начинаем заточку щенка под директора. Думаю, много стружки сойдет…

Стружки сошло много.

А маэстро продолжал точить, шкурить и шлифовать.

Словно задался целью притупить, заглушить, завалить ворохом непривычных требований тоску по искусству кукольника, грызущую Тарталью. Так и работали: тоска выгрызала нутро, маэстро обрабатывал снаружи.

«Должно получиться нечто чудесное», — с сарказмом думал Лючано, изучая контракты, соглашения, добавочные условия, ставки, эксклюзивы, тарифы, организацию гастролей, систему антрепризы…

Он ездил за Карлом Эмерихом на переговоры и заключение сделок. А когда маэстро работал куклу, что называется, собственноручно, то настаивал на обязательном присутствии Тартальи при сеансе. Чтобы Лючано следил за манерами учителя после работы — как тот общается с ублаженным клиентом, как подводит к мысли о премиальных, закидывает «крючки» на повторный заказ и так далее.

Вот и сейчас: сиди, малыш, пей вино и учись, пока я жив.

В открытом космосе?

А тебе не все равно: в космосе летит «Горлица» или стоит на частном космодроме? День рождения, едим-пьем, куклы довольны, Илья бренчит на гитаре, гости ведут светскую беседу…

— Согласно гипотезе Полански, которую мэтр выдвинул в конце жизни, мы сами виноваты в возникновении агрессивных флуктуации континуума! Полеты на сверхсвете, РПТ-маневр — все это частично разрушает пространственно-временную, полевую, вакуумную и прочие структуры Вселенной…

— Профессор! Оставьте самоедство! Вас послушать, так мы виноваты и в гравитационном коллапсе массивных звезд…

— Позвольте, Аркадий Викторович! Я бы предложил аналогию: полеты на «до-свете» — скольжение утюга по мятой ткани; гиперпереходы — тупые, зазубренные ножницы, кромсающие эту ткань. Такие разрезы зарастают далеко не сразу. Наши корабли, словно черви, дырявят Вселенную своими ходами — отрывая клочья, отсекая торчащие нитки…

— Клочья? Нитки? — игриво расхохоталась Эмма Лаури, в данный момент свободная от работы с забившимся в угол Венечкой. — Профессор, ради всего святого! Я с ужасом думаю, что нам на трассе может встретиться фаг или даже простейший «амебоид», а вы — нитки, утюг…

На этих словах собеседник возжелал поцеловать тонкое запястье невропастки. Эмма милостиво протянула руку. В ее расположении крылся тайный резон: целуя, профессор вынужден был молчать.

— Еще вспомните уборщицу, — заполнила она минуту молчания. — Которая соберет ваши лохмотья в совок и выбросит на помойку!

— Милочка, вы очаровательны! Впрочем, в идее с уборщицей есть доля истины… Нити действительно уходят на помойку, со временем рассасываясь и сливаясь с материнской структурой. Клочья же сжигают в мусороприемнике — я имею в виду аннигиляцию с большим выбросом энергии, усиливающую «рваность» континуума. Но некоторые части ткани обретают самостоятельную сущность, становясь квазиживыми. В зависимости от того, как структурированы в данном «клочке» Мироздания материя и энергия, пространство и время, корпускулярная и волновая составляющие…

1 ... 51 52 53 54 55 56 57 58 59 ... 97
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?