Чингисиана. Свод свидетельств современников - Александр Мелехин

Уже это произведение свидетельствовало о том, что монгольские средневековые летописи значительно отличаются от западноевропейских и русских аналогов; это позволило Б. Я. Владимирову, большому знатоку монгольской литературы и истории, охарактеризовать «Сокровенное сказание монголов», этот кладезь мифологии и народного фольклора монголов, следующим образом: «Сокровенное сказание» — не «история» и не летопись; это эпическое, богатырское сказание, любопытнейший образчик степного эпического творчества, получившего литературную обработку… Но, давая такое определение «Сокровенному сказанию», его нельзя все-таки назвать настоящей эпопеей; это не монгольская Илиада, для этого оно очень исторично, местами слишком прозаично, вообще переработано с очевидной целью стать «историей» Чингисхана…

В эту эпоху монголы переживали период эпического творчества; эпические настроения и эпические сюжеты развиваются необычайно и выливаются в определенные и более сложные, по сравнению с прошлым, формы. Военные походы, обширные завоевания, общий расцвет и подъем монгольской жизни при Чингисхане вызывают национальное самосознание монголов и создают условия, удобные для развития эпических сюжетов… Эпический период, переживавшийся монголами в XII, XIII и XIV веках, и эпически настроенный класс степной монгольской аристократии были создателями определенного литературного течения, которое хотело выявлять свои идеалы и чаяния, свои стремления и надежды в форме переработанных или просто записанных эпических сказаний, которые были у всех на устах, шли из дали веков, крепли и развивались. К этому роду монгольской литературы принадлежат исторические предания, так близко подходящие к богатырской эпопее, героические поэмы, приуроченные к тому или другому славному имени, и, наконец, дидактические поэмы — сборники народной мудрости… Но все эти остатки эпической литературы дошли до нас только в новых рукописях, почему мы должны относиться к ним с большой осторожностью, всегда имея в виду возможность позднейших искажений…

После падения монгольской династии в Китае (1368 г.) начинается «темный» период истории монгольского народа, который тянется до конца XVI века. За это время монголы теряют много культурных приобретений, сделанных ими в предыдущем периоде… Замирает, конечно, и всякая литературная деятельность, простое знание родной грамоты едва-едва поддерживается в редких семьях. Под напевы богатырских былин забываются старинные «Сказания», под гул шаманского бубна забываются буддийские сутры; во время бесконечных наездов и кровавых междоусобных войн исчезают старые рукописи, гибнут безвозвратно памятники былой монгольской культуры, памятники литературного творчества.

В конце XVI века, когда вместе с укреплением некоторых монгольских ханств и племенных союзов начинается общее возрождение монгольской жизни, монголы оказываются не только не имеющими литературы, но и народом, почти не знающим письменности, грамоты. А вместе с тем в ту пору в монгольском обществе начинают возникать новые духовные потребности» [2].

Это не могло не сказаться и на литературной деятельности, и, в первую очередь, на возрождении летописания. XVII век, действительно, стал эпохой возрождения монгольского летописания. Этому способствовало несколько факторов.

Если главной движущей силой авторов «Сокровенного сказания монголов» в середине XIII века было желание оставить потомкам правдивое художественное описание истории золотого рода Чингисхана, то монгольские летописцы XVII века, перед лицом надвигающейся смертельной опасности порабощения Монголии со стороны маньчжуров, были движимы настоятельной необходимостью пробудить патриотические чувства своего народа, возродить «имперскую идею» великого Чингисхана, направить силы народа на борьбу за единство и свободу нации.

Считается, что трижды в Монголии предпринимались попытки распространить буддийскую религию. Третья как раз пришлась на конец XVI — начало XVII века. Начиная с этого периода времени буддизм занимает важное место в духовной жизни монголов. В это время среди монголов появляется большое количество уче-ных-лам, которые впоследствии внесли большой вклад в возрождение духовной культуры монголов, в том числе и литературной деятельности.

Немаловажным фактором, стимулировавшим средневековых, монгольских летописцев, было и то, что круг лиц, интересующихся историей своей нации, значительно расширился. Если раньше родо-племенная знать и их придворные входили в число лиц, допущенных к «сокровенным родописям», то отныне эта отрасль знаний была интересна и многочисленным ученым-ламам. Теперь летописцы творили не для избранных, а для всех, кому интересны исторические знания.

Когда процесс возрождения монгольского летописания стал реальностью, выяснилось, что «как не умерли совершенно эпические настроения среди монгольского народа, сохранившись и получив то или другое развитие среди разных монгольских племен, так не умерли и заветы этой когда-то славной литературы эпической поры…

…Сильнее всего литература старого периода выявляется в монгольских исторических сочинениях (XVII–XIX вв.), куда не только анонимные авторы, но и писатели, выставлявшие свое имя, часто вносили почти без изменений целые отрывки старых эпическо-исторических сказаний, завещанных им старой порой» [3].

Вкратце характеризуя монгольские летописи XVII–XIX веков [4], следует отметить, что, во-первых, монгольские летописи действительно являются своеобразными циклами небольших разнородных повествований. Во-вторых, эти повествования «нанизаны» на генеалогическую историю рода боржигин… Общим местом для всех рассматриваемых сочинений является центральное положение рассказа о жизни Чингисхана. Он занимает во всех летописях самое большое текстуальное пространство по сравнению с другими «внутренними» повествовательными фрагментами [5].

Циклы разнородных повествований, о которых говорилось выше, относятся к различным «историзированным фольклорным жанрам» (легенда, беседа, повесть, наставление) и являются, по определению российского ученого С. Ю. Неклюдова, «малыми формами» эпической литературы, весьма схожими с соответствующими фрагментами «Сокровенного сказания монголов» и по тематическому облику, и по специфической поэтической и прозопоэтической структуре. Их связь с «Сокровенным сказанием монголов», принадлежность к той же традиции, к тому же тематическому циклу очевидна [6].

Исходя из структуры «Сокровенного сказания монголов» и монгольских летописей XVII–XIX веков, фольклорно-эпические тексты (легенды, предания, сказы, исторические рассказы о Чингисхане и его предках), представленные в этом разделе, разделены нами на следующие части:

повествование о хане-родоначальнике;

повествование о Чингисхане;

легенды о Чингисхане в устной традиции.

Как уже отмечалось выше, XVII–XIX вв. — это время кардинальных изменений в монгольской культуре, связанных с распространением буддизма в его северной, тибетской форме… Мощная клерикальная окрашенность тибетской исторической литературы с присущей ей мифологичностью составляет, пожалуй, главную ее особенность, что, естественно, не могло не сказаться на монгольской средневековой историографии…

Тибетская историография привнесла в монгольскую летописную традицию прежде всего элементы своей клерикальной истории. Это выразилось в мировоззренческих изменениях, связанных с появлением новой буддийской картины мира и новых мифологических представлений об историческом времени. Границы мирового пространства расширились, выйдя за родовые пределы. Мир стал не миром рода боржигин, а миром учения Будды. Монголы заняли в ней свое «частное» место. Соответственно и историческое время расширилось до буддийских идей о возникновении Вселенной, о времени, заполненном единой мировой генеалогией царей.