Рыцарь темного солнца - Валерия Вербинина

Мадленка спрятала кинжал, закрыла лицо руками и всхлипнула.

– Боэмунд, – сказала она, – мне страшно.

Рыцарь ничего не ответил. Мадленка утерла слезы и робко поглядела на него. Он стоял, привалившись плечом к стене, и сосредоточенно размышлял о чем-то.

– Тебе будут задавать самые разные вопросы, – наконец вновь заговорил он негромко. – Придерживайся правды, насколько возможно, но не забывай: слово – тоже оружие. Оно может спасти, а может и погубить тебя. Лучше всего, если ты не станешь упоминать о Мальборке.

– Но как? – возразила Мадленка сдавленно. – Они же знали, что я там, и Флориан…

– Ты бежала из подземелья, рыцарь пошел в одну сторону, а ты в другую. Потом тебе встретился юноша твоих лет, и ты, опасаясь погони, обменялась с ним одеждой. Я его нашел, принял за тебя и повесил, но ты об этом ничего не знаешь. Потом тебя подобрали какие-то купцы и привезли сюда, но ты мало что можешь о них сказать. Ты говоришь по-литовски?

– Нет.

– Тем лучше. Теперь вот еще что: знай, что люди, которые будут тебя допрашивать, не новички в своем деле. Они будут выводить тебя из себя, чтобы ты в запальчивости проговорилась, начнут тебе угрожать, может, даже заговорят о пытке. Пытать тебя они не имеют права, ты не ведьма, так что не бойся их. Они наверняка попытаются подослать к тебе наушников, отправят тебя на исповедь – остерегайся всех, и исповедника в том числе. Ответы давай по возможности короткие и, если понадобится, повторяй по сто раз одно и то же, не сочиняй новых подробностей. Это тоже хитрость: взять допрашиваемого измором. Помни, что в любом вопросе может заключаться ловушка, и обычно самые невинные вопросы как раз и являются ею. Один вопрос всегда ведет за собой другой. Уясни, чего от тебя хотят добиться, и не давай им запутать себя. Если надо, дерзи, но в меру. Никогда не поддавайся эмоциям – они затемняют разум, а в словесном поединке, как и в любом другом, выигрывает тот, кто дольше противника сохраняет хладнокровие, несмотря ни на что. Если лжешь, ложь должна быть продуманной, простой и убедительной и такой, чтобы никто по возможности не мог ее опровергнуть. А о том, какие у тебя подозрения, лучше не упоминай вовсе: будет только хуже.

Мадленка слушала и машинально кивала, одновременно прикидывая, позволительно ли будет обнять Боэмунда на прощание или все-таки неприлично.

– Ты достаточно сообразительна, но ни в коем случае не пытайся щеголять свои умом. Лучше казаться глупым, чем умным, потому что с дурака спрос невелик. Помни: ты никому не можешь верить. Остерегайся Августа, потому что он дурак; остерегайся Доминика, потому что он могуществен и ему ничего не стоит погубить тебя; остерегайся литовской панны, потому что она имеет влияние на Доминика, и не верь даже епископу, ибо он его послушное орудие. Если ты забудешь об этом хоть на миг, ты пропала.

Мадленка глубоко вздохнула.

– Да, – печально сказала она, – похоже, мне и в самом деле не выпутаться.

В дверь нетерпеливо постучали.

– Иду! – крикнула Мадленка и метнулась к порогу, но внезапно задержалась, порывисто бросилась рыцарю на шею, поцеловала его в губы и убежала прежде, чем он успел вымолвить хотя бы слово.

Мадленка позаимствовала у двойняшек еще одно платье, красное, мать дала ей четки и немного денег, после чего наступил момент прощания с семьей. Служанки запричитали в голос; сестры Мадленки плакали, даже сухая Барбара уронила две слезинки. Мадленка несмело махнула рукой Филиберу и вышла во двор.

Было уже почти темно; в лиловом небе красовался позолоченный месяц и посверкивали звезды. Ее подтолкнули к каурой, рыжеватой, с разбитыми ногами лошади.

– Сюда, барышня. Ну-ка, садитесь…

Оглянувшись последний раз на дом, Мадленка охватила взором крышу, гнездо аиста, на которое она прежде не обращала внимания, старый колодец и одинокую фигуру у окна. Август поднялся в седло, и всадники, взбивая пыль, поскакали, торопясь до рассвета поспеть в Диковское. Долго, еще очень долго крестоносец смотрел им вслед.

«Литовские купцы» покинули Каменки вслед за отрядом князя Августа. Убедившись, что их самих никто не преследует, они двинулись кратчайшей дорогой к землям Тевтонского ордена.

Филибер весь кипел. В усадьбе он еще вынужден был придерживаться образа глухонемого, что не довело ситуацию до взрыва, но едва крестоносцы очутились в чистом поле, где их попросту некому было подслушать, анжуец осадил коня и дал волю своему праведному гневу.

– Боэмунд! – заорал он. – Боэмунд, черт тебя дери!

Синеглазый остановился, а за ним – и все остальные.

– Чего тебе? – обернулся к другу фон Мейссен.

– Иди сюда, надо потолковать!

– Нам не о чем говорить, – отозвался крестоносец. – Мы должны добраться до Торна. Если повезет, будем там на рассвете.

Филибер красочно поведал ему, нимало не смущаясь, в какой именно точке вселенной он видел замок Торн и всех его обитателей (вряд ли, впрочем, им бы там понравилось). После чего неукротимый анжуец перешел на родной язык и выдал длинную и весьма пламенную речь, которая по интонациям весьма мало походила на великопостную проповедь.

– Ну? – только и спросил Боэмунд фон Мейссен, когда его товарищ на мгновение умолк, захлебнувшись собственным красноречием. – Все сказал?

– Нет, не все! – взвился Лягушонок. – Не все! Боэмунд, видит бог, я всегда восхищался тобой, но сегодня понял, что ты – бессердечное животное. Да, да, животное! – со смаком повторил он. – Как ты мог? Как может рыцарь бросить в беде девушку, которой грозит смерть, а может, и что похуже? Нет, ты ответь!

– А что, по-твоему, я должен был сделать? – начал заводиться крестоносец. – Ввязаться в неравный бой, чтобы мы все погибли?

– Я не знаю! – еще пуще завопил Филибер. – Но ты должен был что-то предпринять! У меня так и чесались руки раскроить череп надутому юнцу, князю Августу! Почему ты мне не позволил?

– С этого юнца, – на лице Боэмунда появилась неприятная улыбочка, – я однажды сам сдеру шкуру. Живьем. Успокойся, брат. Сегодня был неподходящий момент, чтобы ввязываться в драку.

– Ты рассуждаешь как трус!

– А ты – как безмозглый дурак!

– Кто – я?

– Да, ты!

– Я, Филибер де Ланже, дурак? Ну и пусть! А ты – предатель! Ты предал человека, который тебе доверился! Тьфу! Я плюю на тебя!

– Осторожнее, брат: это уже оскорбление, и немалое.

– Оскорбление? Ну и пусть! Считай, что я тебя вызываю. А, Боэмунд? Давай померяемся силами, прямо сейчас!

Свидетели сцены с недоумением переглядывались. Зная непредсказуемый нрав Боэмунда и его ловкость в обращении с оружием, мало кто сомневался, что для Филибера все может закончиться весьма плачевно, если Боэмунд примет его вызов.