Двое - Алан Александр Милн

Но, впрочем, он получал огромное удовольствие и слушая Латтимерову молоденькую актрису (которая, к счастью, оказалась не такой уж длинноносой) в любовной сцене с ее кузеном, во время которой Корал Белл сидела среди декораций (действие I, картина 2, терраса замка, полночь), весело болтая (“Корал, прошу тебя! Как мы можем репетировать, когда...” – “Прости, пожалуйста, Нед. Простите меня, мисс Мастерс”), а потом разговаривая приглушенным шепотом с Разорившимся Адвокатом. Конечно, он был бы страшно доволен, если бы Корал Белл подсела к нему в партере или если бы он сам набрался храбрости подсесть к ней на террасе замка. Ее разговор, ее ум настолько восхищали его, что он завидовал тем, кто постоянно общался с нею. А по красоте никакая мисс Мастерс не шла с ней в сравнение.

Реджинальд сразу же определил свое место в происходящем. Конечно, он никому не был здесь нужен. Но, с другой стороны, если он не вмешивался, никто, конечно, не возражал против его присутствия. Мистер Венчур купил пьесу, Латтимер ставил пьесу, Никсон (несомненно) написал пьесу. Мистер Венчур не подозревал о существовании книги под названием “Вьюнок”. Защищая нечитающую публику, он подчеркивал, что в руки не берет книг, что он – Человек Театра. Но, разумеется, если мистер Уэллард приятель Фила, то все в порядке.

Итак, несколько дней Реджинальд являлся в театр в качестве приятеля Фила. Ты не против, старина, если я приведу с собой приятеля? Некоторые бывают против, некоторые нет. Мистер Венчур не был против. Но ходить на репетиции собственной пьесы, пользуясь приглашением приятеля, к тому же едва ли близкого, довольно странно. Поэтому приятель мистера Никсона перестал появляться, а вместо него на репетициях присутствовал некий мистер Уэллард, “интересующийся театром”.

– Вы не возражаете, – сказал он Латтимеру и чуть не добавил “старина”, чтобы показать, как он усвоил театральные нравы, – вы не возражаете, если я посижу там сзади и посмотрю, как вы это делаете? Для меня это возможность узнать что-то о... – Сможет ли он выговорить? Смог. – Э-э... технике... и актерском ремесле, и так далее. Я хочу сказать, если я когда-нибудь возьмусь за пьесу... Знаете, для меня все это так ново.

Мало кто мог бы отказаться просветить новичка.

– Ну разумеется. Приходите когда захочется. Здесь есть чему поучиться.

И время от времени маэстро подходил и обращался к сидящему в глубине партера явно заинтересованному Уэлларду:

– Вы видите, чего я добиваюсь? Понимаете, как мы... – и что-то показывал, широко разводя руки.

– Конечно, – откликался мистер Уэллард. – Это замечательно.

Мистер Венчур сидел в середине первого ряда и курил сигару, торчавшую в середине рта. Время от времени он что-то бормотал. Никто не слышал его, а если и слышал, то не понимал, а если и понимал, то не обращал внимания. Время от времени через сцену пробегала его секретарша, быстро спускалась по ступенькам и что-то шептала ему в ухо с самым серьезным видом, но на нее тоже никто не обращал внимания. Филби Никсон сидел в третьем ряду партера с краю. Время от времени он вскакивал, подбегал к Латтимеру и размахивал руками. Латтимер говорил: “Конечно, конечно... я буду иметь в виду” – и продолжал делать по-своему. Тем временем актеры перевирали и забывали свои реплики и требовали от суфлера подсказки.

Однажды Корал Белл спустилась поговорить с Латтимером и, застав его за беседой с Реджинальдом, воскликнула:

– Да это же мистер Уэллард!

– Минутку, дорогая, – извинился Латтимер и поспешил на сцену.

– Давно вы здесь? – спросила Корал, садясь рядом с ним.

– Дней десять, – просияв, ответил Реджинальд.

– Боже, вы все время были здесь?

– Почти.

– К чему такая скромность?

– А как выглядела бы нескромность?

– Можно было бы отправиться знакомиться со всей труппой. И начать так: “Кстати, о моем романе “Вьюнок”, сейчас его тираж составляет полтораста тысяч...” Они мечтают познакомиться с вами.

– Честно говоря, не могу в это поверить.

– Что ж, а я не могу доказать этого. Но давайте поднимемся на сцену, я познакомлю вас с мисс Мастерс. Она позабавит вас.

– Прекрасно. Как вы себя ощущаете, вернувшись на сцену?

– Все так странно. Наверное, и у вас такое же ощущение. Жаль, вы никогда не видели, как репетируют музыкальную комедию. Я просто идиотка, что согласилась играть.

– Вы играете изумительно.

– Ну конечно, всех изумит, что я решилась играть, – в этом смысле вы правы. Как поживает миссис Уэллард?

– Прекрасно.

– Почему бы вам не привести ее как-нибудь на репетицию? Или ей неинтересно?

– Я и сам робею, приходя сюда, а привести ее... Я просто никогда об этом не думал.

– Ну так теперь подумайте. – Она встала. – Мне надо поговорить с Недом. До свидания.

На этой репетиции все постоянно расхаживали взад-вперед. Латтимер все чаще повторял свое: “Минутку, дорогая” – и исчезал. Никсон каждому ухитрился что-то шепнуть на ухо; он даже присел рядом с мистером Венчуром и, жестикулируя, произнес перед ним краткую речь, затем отошел. Актеры, похоже, утратили всякую надежду, что пьеса сдвинется с места.

– Что стряслось? – спросил Реджинальд проходившего мимо Никсона.

– Что? Ах, это вы, Уэллард. Простите, не заметил вас. У Бэнкс обнаружился аппендицит. Или не аппендицит. Не знаю. После вчерашней репетиции у нее могло обнаружиться что угодно.

– Это та... Диана... которая...

– Да. Латтимер никогда не умел держать себя в руках. Сарказмом ничего не добьешься. Это слишком легко.

– Она отказалась от роли?

– Либо у нее разыгрался аппендицит. Надеюсь, доктор сможет отличить одно от другого, а мне это не по силам.

– Кого вы собираетесь пригласить?

– Есть одна девушка в Голдерс Грин – мы собираемся взглянуть на нее сегодня. Я только что заказал по телефону ложу. Она играет в театре “Глоб”. Вы не видели их спектакль?

Реджинальд не видел.

– Думаю, вам стоило бы пойти с нами.

Реджинальд засомневался, что ему удастся.

– Корал тоже пойдет.

Пожалуй, он сумеет выкроить время. Он будет очень рад. Огромное спасибо. Он вышел и позвонил Сильвии. Позднее – а репетиция тянулась до бесконечности – кто-то предложил поужинать вместе.

– Я приглашаю всех, – с жаром воскликнул Реджинальд.

– Что за чепуха, старина.

– Нет, правда.

– Ну хорошо, потом сочтемся, – ответил Никсон.

Реджинальд еще раз позвонил Сильвии.

Входя в двери дома номер шесть по Хейуардс-гроув, Реджинальд был полон раскаяния. Он не чувствовал за собой никакой вины, но извиниться хотелось. Сильвии пришлось одной ужинать и одной провести вечер, потому что он предупредил ее в последнюю минуту. У нее не хватило времени пригласить Маргарет или кого-нибудь еще для компании. Да, ему было жаль, ужасно жаль, дорогая, но он не виноват. Знаешь, как случается в театре. На репетициях. Человек просто не распоряжается своим временем. Не может, уходя из дома, пообещать: “Вернусь в пять часов” – как обычные мужья. Вдруг это окажется пять утра. Что-то пойдет не так, а это бывает довольно часто, и надо то повидаться с одним человеком, то переговорить с другим, то поехать в Голдерс Грин или еще куда-нибудь – и вот результат.