Гладиатор по крови - Саймон Скэрроу

Катон повернулся к предводителю рыбаков. Выставив вперед кинжал, он с осторожностью направился к рыбаку и остановился на безопасном расстоянии.

— Итак, мы оговорили условия. Если ты проигрываешь, значит, лодка моя, так?

Рыбак кивнул:

— Так. Парни, не забудьте дать ему то, что он просит — если он победит.

Катон пригнулся, уведя лезвие вбок, как учил его Макрон в первые дни пребывания во Втором легионе. Рыбак сделал то же самое, в то время как его сотоварищи образовали свободную дугу за его спиной. Когда противник его оказался ближе, Катон впервые заметил шрам на его лбу — выжженное примитивное изображение солнца. И в миг жуткого откровения понял, что имеет дело совсем не с рыбаком. На дальнейшие размышления времени не осталось, потому что противник бросился вперед, целясь в державшую нож руку. Катон резким движением отвел ее назад, чуть повернулся направо, чтобы сохранить равновесие, и в свою очередь сделал выпад. Тот с ухмылкой отпрыгнул назад.

— Хорошая реакция, трибун, — пробормотал он на латыни, заставив Катона похолодеть.

Молниеносным движением противник атаковал его снова. Катон шевельнулся, чтобы парировать выпад, но быстрый, как молния, клинок рыбака изменил направление движения и ударил вперед и вверх, метя в горло Катона. Молодой человек уклонился поворотом головы, и самое острие клинка рассекло воздух и царапнуло его ухо.

Небольшой порез жег, и теплая струйка потекла вниз по шее Катона. Крутанув головой, он пригнулся, готовый атаковать и защищаться, и спокойным тоном проговорил:

— Служил, значит?

Рыбак улыбнулся.

— Бывало такое.

— Легионер, если судить по клейму Митры…

Рыбак промолчал.

— Значит, дезертир.

— Какая тебе разница? — рыбак улыбнулся. — И не думай, что сумеешь заговорить мне зубы. Первая кровь моя, трибун. Ну, как, нравится, богатейчик? Я собираюсь постепенно обстругать тебя, как палку.

Катон внимательно наблюдал за ним; мысли его неслись, сменяя друг друга. Перед ним был солдат; обученный профессионал. Все указывало на то, что во владении ножом он был, по меньшей мере, равен Катону, если не превосходил его. Никакими преимуществами в технике молодой центурион не обладал. Однако были основания и для надежды.

Противник явно принимал его за отпрыска аристократического рода, считая мягким и неопытным.

— Попробуй, подонок, — надменно усмехнулся Катон.

Он немедленно рванулся вперед, отчаянно размахивая клинком, держа его на расстоянии вытянутой руки, старясь, чтобы тело оставалось вне досягаемости ножа его противника. Рыбак непринужденно уходил от его атак или отражал их быстрыми движениями клинка, звякавшего, ударяя о лезвие римлянина. Катон, тяжело дыша, отступил, кровь продолжала сочиться из его уха.

— Ты нежен, как младенец, трибун, — фыркнул его противник. — Как и все вы, аристократишки… маменькины сыночки, решившие поиграть в войну. Так что порадуюсь нашей встрече.

Он наступал, нанося удар за ударом, со смехом встречая отчаянные старания отступавшего Катона парировать каждый удар. И тут молодой человек споткнулся и с криком упал на спину. Рыбак немедленно рванулся вперед, приготовив нож к тому, чтобы нанести удар в грудь Катона. Молодой человек повернулся на бок и резким движением подсек ногу противника чуть ниже колена. Собственное движение и потеря опорной ноги заставили рыбака потерять равновесие, и он тяжело рухнул на землю лицом вниз. Катон немедленно вскочил ему на спину, вцепился в волосы и легким движением провел лезвием по горлу противника, порезав кожу. Склонившись вперед, он прошептал рыбаку на ухо:

— Ты прав, нам, любителям, ни в коем случае не следует связываться с профессионалами. — Катон распрямился. — Сдавайся, или я перережу тебе горло.

— Ублюдок…

Центурион потянул его за волосы.

— Последний шанс. Сдавайся или умри.

— Ладно, ты победил, — прохрипел рыбак.

— Громче. Чтобы все слышали.

— Сдаюсь! Сдаюсь. Римлянин победил!

— Так-то оно лучше. — Катон ослабил хватку, и голова побежденного уткнулась в песок. Осторожно поднявшись, он попятился и вложил в ножны свой кинжал. Его противник перекатился на спину и сел, потирая небольшой порез на шее. Он с недоумением уставился на Катона.

— Ты не похож на знакомых мне трибунов. Где ты вырос, в трущобах Субуры?[38]

Катон покачал головой:

— Нет, получилось так, что в императорском дворце.

— Что?

— Это ничего не значит… А теперь мне нужна эта лодка. — Помедлив, он ткнул пальцем в недавнего противника. — И я хочу, чтобы управлял ею ты.

— Я?

— Ты прежде был солдатом. Малость заржавел, но в драке поможешь. Ты годишься мне. Как твое имя, солдат?

— Яннис. Так меня здесь зовут.

— Честный ответ. — Катон протянул руку, и после недолгих колебаний рыбак позволил себе воспользоваться предложенной помощью и поднялся на ноги.

— Если ты здесь главный, твоим людям потребуется заместитель. Лучше назначь его сам. Если без лодки они останутся голодными, тогда пусть лучше идут в Гортину. Пусть скажут людям у городских ворот, что их прислал трибун Катон. Но, что бы ни случилось, пусть твои люди держатся подальше от банд восставших рабов, которые могут попасться им на пути.

Яннис кивнул:

— Хорошо, трибун. Пусть будет так, как ты говоришь.

Он отправился говорить со своими людьми, и Катон не сводил с него глаз, опасаясь возможной измены. После недолгого прощания Яннис указал Катону и его спутникам на край воды.

— А у тебя нет здесь жены или просто женщины? — спросил Катон, поравнявшись с ним.

— Что тебе до того? — бросил отрывисто Яннис и добавил, передернув плечами: — Ее убила волна.

— Сочувствую. Волна осиротила многих. Именно поэтому я должен добраться до Александрии. И привезти оттуда людей, которые помогут нам восстановить порядок.

— То есть победить рабов, так?

— Получается, что так.

Рыбацкая лодка имела в длину, должно быть, футов двадцать пять, мачта была укреплена чуть впереди середины корпуса. Рулевое весло располагалось сзади у борта, на дне лежала пара весел.

— До Египта доплывет? — усомнился один из людей Катона.

— Не хуже, чем любое другое суденышко, — ответил Яннис, поворачиваясь к своим людям, принесшим из деревни меха с водой и связки вяленой рыбы. Скромные эти припасы они поместили в ящики по обе стороны мачты, затем Яннис повернулся к Катону: — Полезайте.