Петербургские женщины XVIII века - Елена Первушина

В стихотворении «Любовь» она описывает это чувство не как страсть мужчины и женщины, а как стихию космических масштабов, дантовскую «любовь, что движет солнце и светила».

Анна Волкова родилась в Петербурге, опубликовала ряд стихотворений в журналах. В 1807 году вышел ее сборник «Стихотворения девицы Волковой», а в 1812 году — «Арфа стихогласная». Анна Алексеевна была избрана почетным членом «Беседы русского слова» вместе с Анной Буниной и Екатериной Урусовой. В благодарность она посвятила «Беседе» такие строки:

Разумеется, женщинам-поэтессам помогла прославиться сложившаяся в начале XIX века мода на сентиментализм и романтизм, уделявшая большое внимание человеческим чувствам, в частности чувствам женщины. Но это уже другая история…

В XVIII веке среди просвещенных английских аристократов были весьма популярны эксперименты по воспитанию идеальных жен.

Например, писатель Томас Дэй, взяв с приюте двенадцатилетнюю девочку и назвав ее Сабриной, решил воспитать в ней стойкость и неприхотливость, совершено необходимые в семейной жизни. Он капал ей на руку расплавленным сургучом, стрелял по ее юбкам из заряженных порохом пистолетов, но девочка не желала воспитываться — она пугалась и визжала. Разочарованный Дэй отправил ее в пансион, назначив щедрое содержание. Через три года она вышла замуж за его приятеля Джона Бикнелла. В 1778 году Томас наконец нашел подходящую супругу — некую Эстер Мильнер, которая ради него согласилась забросить игру на клавесине и не нанимать служанок.

Неизвестно, слышали ли российские интеллектуалы об опыте Томаса Дея, но им тоже очень нравились педагогические эксперименты.

Помните Анну Евдокимовну Лабзину, большую цитату из воспоминаний которой я приводила в начале этой главы? Мать воспитывала ее в традициях русского благочестия и благотворительности. Хотите узнать, как сложилась дальше судьба этой девочки?

Когда Анне было тринадцать лет, ее мать, которая была уже слаба здоровьем и предчувствовала скорую смерть, выдала ее за сына своей лучшей подруги двадцативосьмилетнего Александра Карамышева. Он был образованным и весьма просвещенным человеком. Учился в Московском университете, а также Упсальском университете, в Швеции, где его наставником был сам Карл Линней. В возрасте 22 лет в Швеции Карамышев защитил диссертацию и стал горным инженером — профессия весьма востребованная в развивающей свою промышленность России екатерининских времен. Он работал на золотых приисках Екатеринбурга, на олонецких Петровских заводах, в ученой экспедиции на Медвежьем острове, где разрабатывал рудные места, на нерчинских рудниках. Кроме того, в 1774–1779 годах он преподавал химию в петербургском Горном институте, активно участвовал в заседаниях Ученого общества, писал научные статьи и печатал их в «Трудах Вольного экономического общества», состоял в переписке с академиком П. С. Палласом, был членом-корреспондентом Стокгольмской королевской академии наук и членом Берлинского общества любителей естествознания.

В Европе Камышев «заразился» вольнодумными идеями, стал вольтерьянцем, атеистом. Причем нашел своему свободомыслию весьма практическое применение: жил, не скрываясь, с собственной племянницей и не собирался прекращать этих отношений после свадьбы. Трудно вообразить себе более неравный брак. Меж тем в XVIII веке такие браки были в порядке вещей, и Карамышев надеялся быстро приучить молодую жену к тому образу жизни, который был ему привычен. Вероятно, руководствуясь этой мыслью, он долгое время не вступал в ней в супружеские отношения и постепенно удалил от нее всю ее родню, отучил ходить в церковь и посещать нуждающихся. Для Анны Евдокимовны эти перемены были очень тяжелы. Она жаловалась свекрови: «Мудреная для меня эта любовь! Не все ли так любят там, куда он меня везти хочет, и не это ли воспитание, которое называют лучшим и просвещенным? На что вы меня вывели из моего блаженного состояния и дали так рано чувствовать горести сердечные? Вы знали меня коротко, и знали, что я жила среди друзей и их любовью возрастала и веселилась. Что ж теперь со мной будет?»