Мама, я демона люблю! - Даха Тараторина

— Вас, людей, учат, что Подземье — самое страшное место на свете. Но Подземье неравномерно. Это и правда неприятное место. Иначе, — она коснулась плеча, как если бы оно постоянно болело, — иначе мы так не стремились бы попасть сюда. Но там можно жить… Существовать. Там есть дома, есть еда. Некоторые вовсе предпочитают не покидать это место. Или не могут. Но ещё в Подземье есть Завеса, — голос дрогнул. Она долго не могла выдавить ни слова, а потом дала себе сильную пощёчину и продолжила с прежней насмешкой: — За завесой заключены мертвецы. Те, кому не повезло, кто не ушёл после смерти с Лунной жрицей. И если ты думаешь, что мёртвых ждёт счастливое забвение, ты сильно ошибаешься ведьмочка.

Я проглотила ком в горле. Мы все с детства знали, что нужно вести себя хорошо, чтобы не угодить в Подземье. Но никто не оказался настолько везуч, чтобы вернуться оттуда и рассказать, почему туда не стоит ходить.

— Их пытают? — почему-то взгляд снова и снова находил Рока. Смеющегося, подшучивающего над колдуном. Счастливого. Пока что.

— Их жрут, ведьмочка. Из них выжирают всё живое, всё человеческое, всё светлое, что в них есть. А потом выжирают всё тёмное. Все желания, фантазии, воспоминания… И когда не остаётся ничего, одна пустая оболочка, — она повернулась ко мне. Схватила за колено, сжала, заглянула в лицо своими красивыми, тёмными, но абсолютно пустыми глазами. — Когда остаётся лишь оболочка, рождается демон, — вытолкнула из горла она. — Завеса выплёвывает опустевшее тело. А Первый Тёмный использует их… нас.

О нет! Меньше всего я хотела знать ответ на этот вопрос!

— Использует… для чего?

Сели едва не покатилась со смеху:

— Чтобы приводить новые лары, конечно! Подземье хочет жрать. И, если не хочешь сам стать его пищей, приведи себе замену.

Рок смеялся. Его лицо было счастливым, чистым, честным. «Демоны всегда лгут, кири!».

— Они приводят ведьм?

— Умница, ведьмочка. Но не беспокойся! Первый Тёмный милостив: когда ты продлишь договор, у тебя действительно будет целая жизнь, полная магии и власти! Умирай колдуны сразу после встречи с демонами, кто бы нас вызывал?

Сцепленные в замок пальцы побелели. Я спокойна. Удивительно спокойна. Изнутри будто сковал лёд. Ещё немного и начнёт бить ознобом.

— И что же будет с демоном, — я с усилием моргнула, — если он не приведёт с собой ведьму?

Показалось или на её холёном лице правда мелькнуло сострадание? Вот только ко мне ли?

— Если демону некого будет оставить за Завесой, он сам займёт пустующее место. Вот только Завеса уже выжрала из него всё, что могла. В демонах нет ничего человеческого, нечем её питать. А значит пытка не будет длиться до тех пор, пока лара кормит Подземье. Она будет длиться вечно.

Я встала, не чувствуя ног. Отставленная кружка с молоком, задетая бедром, рухнула вниз, расплёскивая содержимое. Не разбилась, лишь соскользнула по юбке, испачкав ткань.

— Думаю, вы засиделись в гостях. Томас заскучал, — хотелось верить, что звучала я не так отвратительно, как себя чувствовала.

Сели безропотно встала, свистнула подопечному и мотнула головой, мол, пойдём.

— Рок совсем недавно спасся из-за завесы, ведьмочка, — она сжала моё плечо, прощаясь, наклонилась поближе, обдавая сладковатым запашком. — Как думаешь, он захочет туда вернуться?

Кулаки сжимались так сильно, что, наверное, я могла бы сломать пальцы. Когда Сели и Томас ушли, я не смогла выдавить даже вздох облегчения.

— Кири? — Рок обеспокоенно накрыл мою бледную руку своей. — Кири, ты в порядке? Что тебе сказала Сели?

Его горячие пальцы поглаживали мои, а я не могла заставить себя поднять взгляд. Наверняка его лицо всё такое же: ехидное, хитроватое, с горящими огнём фиолетовыми глазами. Фиолетовыми. Как листья дерева мёртвых. Как у мертвеца, из которого выжрали всё человеческое.

— Рок, — воздух не протискивался в грудь, как ни старайся. — Как много ты мне не договариваешь?

Он всё понял. Прекрасно понял, что Сели сказала именно то, что мне нельзя было слышать. Хотел выругаться, но не стал. Уже поздно.

Он сжал мою стиснутую в кулак руку, как будто мог достучаться, если согреет:

— Демоны всегда лгут, Триста. Но клянусь, я не сделаю тебе больно.

Я заглянула ему в глаза. Фиолетовые, горящие пламенем Подземья.

Демоны всегда лгут.

Лаин работал допоздна.

Он всегда засиживался долго. Жена… теперь уже, наверное, бывшая жена. Брид частенько дожидалась его в постели, не смыкала глаз до самого утра. Пока он, шатающийся от усталости, мало что соображающий и просчитывающий в уме сложнейшие формулы, шёл к ней. Хотел устроиться рядом, уткнуться лбом в её мягкое плечо и задремать хоть на краткие час-два перед тем, как вновь нырнуть в книги. Но она никогда не давала ему эти два часа. Дожидалась лишь для того, чтобы осуждающе покачать головой и демонстративно уйти спать на кушетку, прихватив с собой единственное одеяло. Но почти сразу передумать, вернуться и шёпотом, лишь немного уступающим крику, высказать мужу всё, что накипело.

Лаин всегда работал допоздна. Поэтому накипеть успевало много: он неделями не видит дочь, запирается в своей каморке и отказывается разговаривать, есть или хоть стукнуть в ответ, подтверждая, что ещё не сдох. Он не слушает, что в доме протекает чердак, не реагирует на то, что к Брид при живом муже клеится пекарь (а чего на него реагировать? Он ростом едва до груди Брид дотягивает), отказывается признать свою полнейшую несостоятельность как учёного. Последнее оказывалось больнее всего. Ни жена, ни дочь понятия не имели, что он почти сумел, почти нашёл решение, почти выяснил, почти доказал… Ох уж это почти! Он был уверен, что магия Подземья — не единственное существующее колдовство. Но кому какое дело, когда под дверью плачет маленькая рыжая девочка. Ведь с ней не хочет играть папа…

— Пап! Па-а-а-а-ап! Смотри, что я принесла! — и начинает с усилием протискивать в щель под дверью бородавчатую жабу.

Лаин затыкает уши, стараясь не отвлекаться. Потому что вот оно — решение! Мельтешит где-то между строк, прячется за следующей страницей, намекает на ответ повёрнутой не в ту сторону закорючкой на символе вызова демона…

— Па-а-а-а-ап! Ну па-а-а-а-а-ап!

— Ква-а-а-а! — вторит несчастная жаба. Ей тоже совершенно не хотелось играть с маленькой рыжей девочкой.

— Па-а-а-ап!

Всё, ускользнуло. Ответ помаячил так близко, легко подышал на вспотевший от напряжения лоб — и исчез. Испугался писка доставучего ребёнка.

Кто-то другой на месте Лаина наверняка бы выругался. Кто-то другой, но не он. Мужчина сдержано стиснул кулаки, до напряжённого хруста в пальцах, до судорог в мышцах. И захлопнул книгу.

— Что тебе?