Продавец фокусов - Саша Антонова

Публика была в экстазе, а "ларчик просто открывался" – оптический обман…

Через сто лет, в 1834 году, Джордж Хормер запатентовал "бегущие картинки": вращающийся барабан с прорезями, в который вставлялась лента с рисунками, изображавшими последовательные фазы движения человека или животного… А дальше было великое изобретение братьев Люмьер. Кабриолет эпохи кино, телевидения и компьютерной графики резво покатил по ухабистой дороге XX века. Набор статичных картинок, расположенных в определенной последовательности и сменяющих друг друга со скоростью 24 кадра в секунду, действует по принципу "остаточного восприятия". Это значит, что изображение остается в зрительном участке головного мозга в течение одной десятой секунды после того, как мы его увидели… Следует еще упомянуть об иллюзии объемности. В результате того, что глаза на лице расположены на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга, каждый зрачок передает в мозг информацию, которая чуть отличается. Используя специальные очки с зеленым и красным стеклами, можно добиться трехмерности изображения плоской картинки со смещенной цветностью… Зная закономерности действия законов оптических иллюзий, легко ввести человеческий мозг в заблуждение. Более того, иногда обман зрения может быть причиной роковых ошибок, например, миражи, которые приводили к гибели морских судов и самолетов. Короче, разгадка тайн оптических иллюзий на редкость увлекательное занятие и к тому же полезное.

Но, к сожалению, с наступлением эры перестройки наша лаборатория оказалась обузой для науки. Бюджет урезали, сотрудники разбежались. Хотя, должен сказать, что энтузиастами я бы своих коллег не назвал. Чаще всего, в экспериментальные лаборатории ссылаются люди неугодные начальству, лентяи и тугодумы. Пожалуй, только один сотрудник был у меня выдающимся изобретателем – Петя, да и тот спился…

Георг замолчал, задумчиво собирая на столе пряничные крошки в аккуратную кучку. Я обратила внимание на его руки: аристократическая кисть с музыкальными пальцами, вытянутые ногти потомственного научного работника. Мы с Ильей тихо сидели, боясь спугнуть его воспоминания. Какая-то мысль порхала в моем подсознании невесомой бабочкой. Почему-то вспомнился Лаврентий Палыч с его многозначительными высказываниями по поводу оптических иллюзий, госпожи Фортуны и интуиции. Боцман нахохлился на жердочке, его глаза были прикрыты, хохол опущен в положение «вольно», возможно, он спал.

Тишину нарушило тихое бульканье со стороны водопроводного крана, которое внезапно переросло в свист, храп и рев простывшего монстра. Георг вскочил с несолидной поспешностью, опрокинув свой табурет.

– Пассатижи! – крикнул он, бросаясь к мойке.

Мы не успели отреагировать на его возглас, как водопроводный кран издал всхлип, вентиль холодной воды сорвало, и из трубы рванула ледяная струя.

Илья бросился на помощь Георгу. Они вдвоем пытались закрутить гайку на трубе под мойкой, орали что-то неразборчивое, забравшись по пояс в шкафчик. Боцман проснулся и хлопал крыльями, выкрикивая команды, соответствующие сложности момента: "Задраить переборки, шлюпки на воду, полундра, свистать всех наверх!". Я металась по кухне в поисках полотенец или чего-нибудь подходящего, чтобы заткнуть пробоину и прекратить доступ воды в помещение.

Ветошь нашлась в ящике возле холодильника. Я навалилась на кран, борясь с холодный гейзером, и моментально вымокла с ног до головы.

– Илья, беги вниз, в первую квартиру, буди Романыча, пусть перекроет весь стояк! – принял на себя команду хозяин.

Илья бросился за подмогой, а мы с Георгом попытались задушить струю кроличьей шапкой-ушанкой, которая случайно оказалась на кухонном подоконнике, и почти справились с этим, но тут рванул кран горячей воды, окатив нас кипятком. Два фонтана ревели Ниагарами, заливая пол кухни. Георг, жонглируя двумя кастрюлями, ловил потоки воды, а я схватила эмалированную кружку и принялась вычерпывать то, что плескалось под нашими ногами.

– Маша, отрезай доступ в коридор! – донеслась до меня команда капитана тонущего корабля.

Вода уже подбиралась к порожку, который отделял кухню от остальной части квартиры. Я опять заметалась в поисках подходящих тряпок. На глаза попалось детское байковое одеялко, по какой-то надобности укрывавшее холодильник сверху. На одеялке стояла корзина с яблоками. Я резко рванула одеяло, плетеная корзина закачалась и соскользнула с холодильника.

– Не трогай! Заряжено! – проревел, перекрывая гул водопадов, Георг.

Но было уже поздно. Яблоки посыпались на меня, я инстинктивно скорчилась и прикрыла голову руками.

Ничего не случилось. Яблоки благополучно рассыпались по кухне и зелеными лодочками покачивались на волнах кухонного озера. Они выглядели точной копией того фрукта, которым целился в охранников Доктор. Корзина валялась рядом со столом вверх дном. Я медленно выпрямилась и уставилась на Георга широко открытыми глазами, кажется, и нижняя челюсть у меня отвисла до самой груди. Что-то случилось со слухом, мне показалось, что в квартире повисла ватная тишина, гейзеры рвались из обезглавленных труб совершенно бесшумно. Вот она, большая розовая свинья, которую мне подложила госпожа Фортуна!

Я догадалась…

Георг стоял возле мойки весь мокрый, с его носа и сосулек седых волос капала вода. Он держал в руках по кастрюле и даже не пытался вернуться к спасательным работам. По черным всполохам, мелькнувшим в его глазах, я поняла, что он догадался о том, что я догадалась.

Немая сцена длилась не меньше суток.

– Вы – Продавец фокусов? – просипела я, когда столбняк миновал, слух вернулся, и гейзеры заревели на полную громкость.

Георг вздрогнул и тоже очнулся. Он разом осунулся и постарел. Морщинки возле носа и у переносицы обозначились резкими линиями. Старик сунул мне в руки одну кастрюлю, и мы накрыли трубы, изо всех сил навалившись на импровизированные отражатели. Мощные струи били в днища кастрюль, норовя вырвать их из наших рук. Вода живым существом билась в предсмертной агонии, укрощенные гейзеры нехотя сливались в мойку. Боцман хлопал крыльями, и что-то резко кричал на тарабарском языке морского волка.

– Догадалась, значит… – задумчиво пожевал он нижнюю губу. – Когда-нибудь это должно было случиться… Старый дурак, разоткровенничался, на лирику потянуло!.. Вот и получай!..

– Но почему?.. – все никак не могла я прийти в себя.

– А что прикажешь делать, – резко дернул Георг головой. – Если годы труда вылились в жалкую грамоту победителя соцсоревнования?! Мои знания, опыт, даже не побоюсь этого слова – гениальность, оказались никому не нужны!

Что останется на Земле после моей смерти? Кучка пепла, увядшие венки, пара монографий и насмешливый шепот завистливых участников поминок?! Кому интересны ученые, которые работали не ради премиальных выплат, а ради исследовательского азарта? Неужели обо мне вспомнят те, кто сидит у кормушки власти, те, кто прорвался к ней за счет моих изобретений? Как бы не так! Они использовали мой гений как фундамент для своих загородных дворцов. Нынче ценится только один талант: умение делать деньги. Но я им этого не прощу!