На крыльях Феникса - Анна Яфор

внезапно ощутила на плече легкое прикосновение. Выпрямилась, встречаясь с ободряющим взглядом доктора.

– С Вашим мужем все будет хорошо. Это прекрасная клиника. Я много слышала о совершенно потрясающих результатах лечения. А Вы дождетесь его здесь. Поверьте мне, так будет лучше … для вас троих.

Троих? Ольга зажмурилась, словно пробуя это слово на вкус. Станет ли оно реальностью? Будут ли они когда-нибудь втроем? По-настоящему?

* * *

За несколько часов до перелета ей  все-таки разрешили зайти к Алексею. Врач уступил  жалобной  просьбе увидеть мужа последний раз перед длительным расставанием. О том, что следующей встречи может и не быть, Ольга старалась не думать, хотя жгучая, давящая тоска последние недели вообще не покидала ее сердце. А теперь, лишившись возможности сопровождать его в поездке, женщина опять пребывала на грани отчаяния.

Идти в палату было страшно. Гораздо страшнее, чем в прошлый раз, когда она не представляла, с чем придется встретиться. Сейчас же была готова к новой порции боли от невозможности помочь. Застыла в дверях, впиваясь глазами в монотонно работающие приборы. И лишь осознание того, что ей отведено на посещение всего лишь короткое время, подстегнуло приблизиться к кровати. Избегая смотреть на многочисленные повязки, она медленно перевела взгляд на лицо мужчины и едва смогла удержать крик, увидев, что его глаза открыты.

Ольга совершенно не рассчитывала, что он окажется в сознании. И уж тем более не могла предположить всей глубины нескончаемой бездны боли, которая плескалась сейчас  в глазах. Их застилавшая пелена была настолько ощутимой, что  женщине показалось, будто он вообще не видит ничего вокруг. Но затуманенный взгляд внезапно сфокусировался на ее лице. Мужчина дернулся в тщетной попытке подняться, но тут же застыл, издав едва слышный возглас, утонувший в сдавленном стоне.

Она ощутила, как мелкая дрожь сотрясает все тело. Вспомнила слова врача о преимуществах бесчувственного состояния Алексея, о неизбежности мучительных страданий при возвращении сознания. Подтверждение сказанному она видела перед собой, читала в покрасневших, широко распахнутых глазах, не отрывающихся от ее лица. Хорошо, что оно было скрыто под маской, и мужчина не мог заметить, как трясутся губы.

Но паника была лишней. Сковывающий все тело пронзительный страх – совершенно неуместным. Во всяком случае,  Лешке точно не следовало видеть терзающие ее сомнения. Ему вполне хватало собственных мук.

Она шагнула совсем близко к кровати, стараясь удержать предательскую дрожь в коленях. Выдохнула, заставляя себя успокоиться. Все потом. Слезы, переживания. А сейчас есть несколько драгоценных минут, когда он может ее услышать. Если, конечно, вообще способен что-то осознавать сквозь пронизывающую сознание боль. Но попытаться в любом случае необходимо.

Во рту разлился солоноватый вкус крови из прокушенной губы. Но даже это было неважно. Ничего не важно, кроме, может быть, последнего шанса признаться во всем, оставляя позади нелепые игры. Ольга заговорила. Не слыша собственного голоса, задыхаясь от страха не успеть. Не подбирая слов, не стремясь как-то их приукрасить. Она не заметила, как намокла от слез маска, скрывающая большую часть ее лица. Вообще ничего не видела перед собой, кроме его глаз. Но не могла прочитать, что скрывается за застилавшей их пеленой. Просто роняла рваные, выстраданные признания, прекрасно осознавая, что они могут стать не только ее спасением, но и приговором. Концом и без того более чем непрочной связи.

Висок обожгло жесткое, шершавое прикосновение… его руки, почти полностью скрытой под толщей бинтов. Губы дрогнули, донося до ее слуха глухие хрипы. Он что-то отчаянно силился сказать.

– Леша… что? Больно?... Пить?... Что сделать?! Господи…

Она не угадывала. И уже хотела было бежать за врачом, как вдруг поняла, что кроется в вырывающихся из его напряженного горла спутанных звуках. И застыла, боясь пошевелиться. Зная, что запомнит этот миг до конца своих дней, независимо от того, что ждет их дальше. Она не заслуживала. Уже не надеялась. Не могла представить в самых смелых мечтах. Но первым словом, сорвавшимся с его иссохших, до крови потрескавшихся губ, было именно это.

– Люблю…

* * *

Ее разбудила трель телефона. Она проснулась мгновенно, узнавая на экране номер доктора. Сердце сжалось, но испугаться она не успела, услышав ровный, уверенный голос.

– Ольга, простите за столь поздний звонок. Но я решил не ждать до утра. Два часа назад самолет с Вашим мужем благополучно приземлился в аэропорту Аахена. Алексей перенес перелет… можно сказать нормально. Сейчас он уже находится в клинике.  Свяжитесь со мной через пару дней, я дам Вам координаты лечащего врача и сиделки.

Кажется, она выдавила из себя какие-то слова благодарности. Откинулась на подушку, напрочь забыв о потревоженном сне. И тихо заплакала. Но впервые за долгое время это были слезы радости.

Глава 30

Так продолжалось уже целую  неделю. Сумасшедшую неделю, в течение которой Мирон придумывал десятки причин, чтобы держаться в стороне от жены. И если вначале она не слишком озаботилась этим, то с каждым новым днем становилось яснее, что все гораздо сложнее, чем показалось на первый взгляд. Он совершенно серьезно намеревался избегать близости с ней.

Ее нежные ласки, волнующие прикосновения, хитрые заигрывания оставались незамеченными. Хотя, нет, конечно, он все видел. Но то, что раньше приводило его в восторг и заставляло трепетать от страсти, теперь неизменно заканчивалось в холодном душе, где мужчина стал проводить гораздо больше времени, чем с ней.

Полина злилась. До слез возмущалась его нелепым поведением. Изо всех сил пыталась разговорить мужа, каждый раз натыкаясь на совершенно неприступную стену. При этом он был готов исполнить любую ее прихоть, осуществить самое невероятное желание. Проверила специально, чтобы убедиться в правоте собственных выводов. Привозил любые продукты, которые только могла выдумать, все равно в какое время суток, стоило только намекнуть. Покупал книги, игрушки, одежду, в сторону которых достаточно было просто кивнуть. Все, что угодно. За исключением единственного, внезапно превратившегося в табу.

Полина понимала его страхи. Чувствовала тревогу, сжирающую покой любимого человека. Но выносить нежелание откровенного разговора становилось все сложнее, а ставшая явно чрезмерной забота ее почти душила.

Все было каким-то неестественным. Как игра, уже порядком утомившая обоих, прервать которую не получалось.  И дни, которые женщина намеревалась прожить в тихом благоговении перед пришедшим в их жизнь чудом, превратились в напряженное ожидание какого-то неизвестного выхода.

Она почти отчаялась, решившись смириться с такими неожиданными и неприятными проблемами. В конце концом ведь гораздо важнее, что он рядом. Не о том ли мечталось ей тоскливыми одинокими днями в течение целых пяти лет? Но