Последние флибустьеры - Эмилио Сальгари

Увидев поднявшихся на ноги и вооруженных шпагами троих авантюристов, птица отступила к краю гнезда, яростно взмахивая своими огромными крыльями и широко раскрыв готовый к нападению клюв. Она так сотрясала гнездо, что приходилось опасаться, как бы вся конструкция не развалилась.

Троица авантюристов, полных решимости уберечь глаза и не свалиться с высоты то ли пятьдесят, то ли шестьдесят метров, готовилась наступать, когда их накрыла огромная тень.

— Самец!.. — закричал Де Гюсак, который лучше своих товарищей знал этих страшных птиц.

Другой кондор, побольше первого, опустился на дерево, издавая резкие крики и неистово хлопая крыльями.

— Придется дать бой!.. — решительно сказал дон Баррехо. — Беру на себя самца, вы займетесь самкой.

— Смотри не свались, — предупредил его Де Гюсак.

Вторая птица также перебралась на край гнезда и вытянула свою шелудивую шею, пытаясь нанести удар то в одном, то в другом направлении.

Наземное сражение, даже против более многочисленного врага, не испугало бы гасконцев и баска, привычных к подобным стычкам. Но схватка наверху, в гнезде, прилепившемся на вершине дерева, в шестидесяти метрах над землей, против птиц, способных одним взмахом крыла сбросить противника вниз, лишила хладнокровия даже дона Баррехо.

— Встать на колени!.. — скомандовал Де Гюсак.

Только такая предосторожность могла предотвратить катастрофическое падение.

Мендоса и бывший трактирщик из Сеговии обратили свое оружие против самки, которая выглядела более разгневанной, тогда как дон Баррехо противостоял самцу, угрожавшему раскроить череп одним ударом страшного клюва. Борьба был нелегкой, потому что гнездо сильно раскачивалось от толчков четырех огромных крыльев.

Удары сыпались градом, удары шпаг и драгинассы, но они не приносили иного результата, кроме облака перьев, закружившихся в воздухе. Кондоры держались стойко и, казалось, намеревались отомстить захватчикам гнезда. Они нападали, вызывая сильные потоки воздуха, неистово кричали, ловко парировали удары шпаг крыльями и даже клювом. Конечно, аркебузы легко управились с птицами, но авантюристы резонно опасались привлечь внимание испанцев, возможно, находившихся рядом.

Сражение длилось уже пять минут, с одинаковым исступлением с обеих сторон и очень незначительным успехом, когда вдруг самец, получавший уколы со всех сторон, оторвался от гнезда и, взлетев на несколько метров, обрушился всей своей массой на грозного гасконца, надеясь либо протаранить его, либо обнять своими могучими крыльями. Дон Баррехо, приведенный в замешательство этой молниеносной атакой, которую он совсем не ожидал, увидел над собой когти, готовые вцепиться в его голову, выронил драгинассу и в отчаянии вцепился в лапы птицы, надеясь на свои силу и вес. Однако кондор отчаянным усилием поднялся в воздух и полетел над лесом, постепенно снижаясь.

Неудачливый гасконец, не имевший никакого желания ломать себе кости, не выпускал птичьих лап.

— Помоги, Мендоса! — только и успел он крикнуть.

К несчастью, ни баск, ни бывший трактирщик из Сеговии не смогли ему помочь; они даже не смогли проследить за полетом кондора-самца. С неслыханной яростью их теснила самка, которой удавалось держаться вне зоны досягаемости шпаг.

Тем временем самец не мог справиться с тяжестью, сковавшей его лапы, и медленно опускался, почти касаясь вершин деревьев, о которые время от времени больно ударялись ноги гасконца. Кондор раскрыл свои огромные крылья и, пользуясь ими словно парашютом, планировал к поляне, на которой паслось несколько быков из пуны. Напрасно испуганный дон Баррехо отчаянно кричал и изо всех сил дергал птицу за лапы; огромная птица, быть может, испугалась не меньше его; она продолжала спуск, прилагая отчаянные усилия, чтобы удержаться в воздухе.

Но несчастья панамского трактирщика на этом не кончились.

Гигантскую птицу, видимо, истощили предпринятые усилия, и она быстро падала — и как раз на стадо быков, щипавших свежую, душистую траву высокогорья. Животные, увидев пикировавшую на них чудовищную птицу, пустились было наутек, когда гасконец, увидев, что он находится всего в нескольких метрах от земли, отпустил птичьи лапы. Падение было неожиданным, и вместо того, чтобы встать на ноги, несчастный грохнулся, задрав ноги, в густую траву и оказался, сам не ведая как, на спине одного из бегущих быков!..

«Вот и конец, — подумал он. — Прощай, прекрасная кастильянка!..»

Однако он решился бороться, пока есть силы, и в отчаянии ухватился за бычьи рога, тогда как кондор пустился в обратный путь к гнезду, на помощь своей подружке. Огромный, совершенно черный бык, почувствовав тяжесть на своей спине, припустил сломя голову, быстро оставив позади других быков, не поспевавших за его стремительным галопом.

В несколько минут он пересек поляну и как безумный бросился в гущу леса, отчаянно заревев и мотая могучей головой. Вероятно, ему показалось, что на спину вспрыгнули ягуар или пума, потому что бык устремился в густой кустарник, надеясь, что страшный зверь его оставит.

Дон Баррехо, испуганный как никогда, вытянулся во весь рост на бычьей спине, опасаясь, как бы какой-нибудь толстый сук не раскроил ему голову.

На спину ему в большом количестве сыпались листья и мелкие ветки, колючки кустарников больно царапали лицо, но он не выпускал из рук бычьих рогов и сжимал ногами бока животного, чтобы не слететь на землю, а такое падение повлекло бы за собой смертельный исход.

Бык же, то ли озлобленный, то ли испуганный, все ускорял гонку. Напрягши шею, он все стремительней несся вперед, с глазами, налитыми кровью, и пульсирующими боками. В иные мгновения гасконцу приходило на ум, что его уносит какой-то жуткий ураган.

Внезапно это бешеное галопирование разом оборвалось. Дон Баррехо был скинут неудержимой силой инерции и грохнулся на землю; по счастью, он упал в густые и высокие заросли, а обезумевшее животное с жалобным мычанием исчезло в какой-то лощинке.

Как ни были гибки ветки остроконечной магнолии, как назывался этот высокий кустарник, но и они прогнулись под весом упавшего человека. Прошло несколько минут, прежде чем панамский трактирщик смог кое-как встать на ноги. Сначала полет, а потом бешеная скачка настолько ошеломили его, что он начал спрашивать себя, не во сне ли все это привиделось.

Но он, как настоящий гасконец, обладал стальными нервами, а потому не замедлил соскользнуть с кустарника, сбив при спуске немало плодов, похожих по форме на огурцы ярко-красной окраски и используемых как лекарство от перемежающейся лихорадки.

— Что же произошло? — спросил он себя. — Жив я или уже мертвец? Но ведь совсем недавно я спокойно спал в гнезде кондора… Tonnerre!.. Минут за двадцать или тридцать я дважды ставил на карту свою жизнь… Теперь я начинаю вспоминать… А бык? Куда он исчез? Хорошо помню, что птица опять взлетела, а бык? Я что-то не видел, чтобы он продолжил свою безумную гонку после того, как зашвырнул меня в этот кустарник, куда я вылетел словно пушечное ядро.