Разоблачение - Майкл Крайтон

Ливайн возмущенно покачал головой.

— Ты прикидываешься невинным, но на самом деле это все дерьмо. Ты что, не в состоянии нести ответственность за свои поступки?

— Что…

— Слушай, Том, да все в компании знают, что Мередит — акула! Мередит — Пожиратель Мужиков, вот как ее называют. Великая Блондинка… Все знают, что Гарвин ее покрывает, и она, пользуясь этим, творит что захочет. И все знают, что она выкамаривает с симпатичными парнями, которые приходят вечером к ней в кабинет. Пара бокалов вина, внезапный прилив чувств, и она хочет, чтобы ее обслужили. Рассыльный ли, стажер, молодой бухгалтер… Все без разбора. И никто пикнуть не смеет, потому что Гарвин полагает, что она святая. И кто в компании может знать это лучше тебя?..

Ошеломленный Сандерс не знал, что и ответить. Он молча смотрел на ссутулившегося и засунувшего глубоко в карманы руки Ливайна, чувствуя на своем лице его дыхание, но едва слыша его слова, как будто они доносились откуда-то издалека.

— Э, Том! Ты ходишь по тем же коридорам, что и мы, дышишь с нами одним воздухом и отлично знаешь, кто чем занимается. И, когда ты потащился к ней в кабинет, ты прекрасно знал, что тебя там ждет! Мередит разве что на всю компанию не прокричала, что хочет у тебя отсосать! Весь день она бросала на тебя нежные взгляды, старалась до тебя дотронуться, пожать тебе локоток… «О, Том! Как чудесно снова тебя видеть!..» И теперь ты мне заявляешь, что не знал, зачем она позвала тебя в свой кабинет? Мать твою распротак! Козел ты, Том!

Двери лифта открылись; перед ними открылся пустынный вестибюль первого этажа, тускло освещенный серым светом, падающим с улицы. Снаружи шел тихий дождик. Ливайн направился было к выходу, но вдруг вернулся. Его голос гулко раскатился по вестибюлю:

— Ты замечаешь, — сказал он, — что ведешь себя, как одна из этих баб? Как это они говорят? «При чем здесь я? У меня и в мыслях подобного не было! Я не виновата! Откуда я могла знать, что, если напьюсь, и поцелую его, и пойду к нему в спальню, и лягу к нему в постель, он меня трахнет? Боже сохрани!..» Это все дерьмо, Том, безответственное нытье. И ты лучше подумай о том, что в этой компании полным-полно людей, которые работали также напряженно и добросовестно, как и ты, и не хотят лишаться заслуженных ими льгот и удобств, связанных со слиянием и акционированием, — ведь все это может сорваться по твоей милости. Ты хочешь представить дела так, будто не в состоянии понять, когда баба тянет тебя себе в постель? Ладно! Хочешь искалечить себе всю жизнь? Твое дело! Но если ты попробуешь искалечить жизнь мне — от тебя живого места не останется!

Ливайн величаво направился к выходу: двери лифта начали сходиться, и Сандерс выставил руку, чтобы не дать закрыться. Кромкой двери его хлопнуло по пальцам. Сандерс отдернул руку, и двери снова раскрылись. Он заторопился за Ливайном.

Догнав Марка, он схватил его за плечо.

— Погоди, Марк, послушай…

— Мне не о чем с тобой разговаривать. У меня есть дети, у меня есть чувство ответственности. А ты — просто задница!

Ливайн стряхнул с плеча руку Сандерса, распахнув двери и, выскочив наружу, быстро зашагал вниз по улице.

Когда стеклянные двери закрылись за спиной Ливайн, Сандерс увидел в них мелькнувшее отражение белокурых волос и повернулся.

— Я думаю, что это было не совсем справедливо, — сказала Мередит Джонсон. Она стояла не далее чем в двенадцати футах от Сандерса, у самого лифта. На ней спортивная форма — лосины цвета морской волны и свитер, — в руках спортивная сумка. Она была очень хороша и на свой особый манер откровенно сексуальна. Сандерс напрягся: кроме них, в вестибюле никого не было. Они были одни.

— Да, — согласился Сандерс, — я тоже думаю, что это было несправедливо.

— Я имела в виду, несправедливо по отношению к женщинам, — уточнила Мередит, перебрасывая свою спортивную сумку через плечо так, что ее свитерок задрался, обнажив голый живот. Тряхнув головой, она отбросила с лица упавшие волосы и, помолчав секунду, продолжила: — Я хочу сказать тебе, что очень сожалею обо всем происшедшем. — Она подошла к Сандерсу ровным, уверенным, почти величавым шагом. В ее голосе появилась хрипотца. — Я ничего плохого не хотела, Том…

Она придвинулась еще ближе, двигаясь осторожно, будто Сандерс был боязливой зверюшкой, которую она боялась спугнуть.

— У меня к тебе только самые теплые чувства. — (Ближе.) — Только теплые… — (Еще ближе.) — Я же не виновата, Том, что так хочу тебя. — (Совсем рядом.) — Если я чем-нибудь тебя обидела, то я готова извиниться…

Теперь она стояла почти вплотную, ее груди находились в каком-то дюйме от руки Сандерса.

— Я и вправду сожалею, Том, — повторила она.

Ее грудь вздымалась, будто от избытка эмоций, влажные глаза умоляюще смотрели на Сандерса.

— Можешь ли ты простить меня? Ну, пожалуйста! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь…

Сандерс почувствовал, как к нему возвращаются прежние чувства, прежние желания. Он сжал челюсти.

— Мередит. Прошлое есть прошлое. Оставь это. Ладно?

Она тут же изменила тон и указала рукой в сторону выхода:

— Послушай, у меня здесь машина. Подбросить тебя?

— Нет, спасибо.

— На улице дождь, я подумала, что ты не захочешь мокнуть…

— Не думаю, что ты это здорово придумала.

— Исключительно из-за дождя…

— Это Сиэтл, — сказал Сандерс. — Дождь здесь идет все время.

Мередит пожала плечами, подошла к двери и, выставив вперед бедро, нажала им на двери и стала толкать. На секунду остановившись, она повернулась к Сандерсу и улыбнулась.

— Напоминай мне, чтобы я не носила лосин в твоём присутствии. Стесняюсь сказать, но я из-за тебя их промочила.

Затем она отвернулась, выскочила на улицу и села на заднее сиденье поджидавшего ее автомобиля. Захлопнув дверцу, Мередит приветливо помахала Сандерсу рукой. Автомобиль отъехал.

Сандерс разжал кулаки, набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул, стараясь сбросить напряжение. Подождав, пока машина с Мередит уедет, он вышел на улицу и почувствовал на своем лице капли дождя и прохладный вечерний ветерок.

Поймав на улице такси, он сел в него и сказал водителю:

— Отель «Четыре времени года», пожалуйста.

* * *

В такси Сандерс смотрел в окно, стараясь дышать га глубже. Он был настолько выведен из себя неожиданной встречей с Мередит, — особенно обнаружив ее у себя за спиной после разговора с Ливайном, — что никак не мог отдышаться.

Слова Ливайна неприятно подействовали на него, но Том был не слишком расстроен, поскольку никогда не принимал Марка всерьез. Ливайн был аристократической натурой и поддерживал в себе творческий заряд, постоянно злясь на окружающих. Он всегда был чем-то недоволен. Ему нравилось злиться. Хотя Сандерс и знал его много лет, он никогда не мог понять, как Адель, жена Марка, с ним уживается. Правда, Адель была одной из тех невозмутимых женщин, которые могли спокойно разговаривать по телефону, пока ее двое детей ползали по ней, дергали за полы халата и засыпали ее бесконечными вопросами. Именно так Адель позволяла Ливайну изливать на себя все его раздражение, а сама тем временем продолжала делать свои дела. Да и не только она — все давали Ливайну возможность выпустить пары, поскольку все знали, что в конечном счете его злость не значила ровным счетом ничего.