Год 1943 - "переломный" - Владимир Бешанов

Резко возросло число обморожений, и уже с середины декабря стали наблюдаться случаи смерти от истощения. Постоянное недоедание, переохлаждение, переутомление, нервное напряжение снижали сопротивляемость организма к инфекциям. Вслед за голодом последовали вспышки дизентерии, гепатита, сыпного тифа.

Немецкие дивизии на глазах теряли боеспособность. Возможно, Василевский об этом не знал, но товарищ Берия был в курсе, регулярно получая донесения управления особых отделов:

«По утверждению военнопленных, 376-я дивизия располагала по 15 снарядов на каждое 105-мм орудие, 600 патронами на пулемет, по 100–120 патронов на солдата. В течение последних дней перед пленением Людвиг и Вильникер поступление боеприпасов не наблюдали. Горючего дивизия почти не имеет… Из-за острой нехватки продовольствия солдаты окруженной немецкой группировки испытывают голод… 4.12 хлеба было выдано лишь по 75 г. С 5.12 стали выдавать только по одному котелку похлебки на 3-х человек. Солдаты указанной дивизии крайне истощены, настроение у всех подавленное и тяжелое. Многие болеют, имеются обмороженные».

6 января Паулюс докладывал в ОКХ: «Армия голодает и мерзнет. Солдаты раздеты, разуты, а танки превратились в груду бесполезного металла». Еще через десять дней он писал: «Во всей армии не найдется ни одного здорового человека. Самый здоровый по меньшей мере обморожен». Несколько заметок о состоянии немецкой армии перед операцией «Кольцо»: «В свободное от несения службы время солдаты неподвижно лежали в землянках, дабы сберечь энергию, и выходили наружу с мучительной неохотой, да и то лишь для того, чтобы справить нужду. Ослабевшие от недоедания люди часто впадали в беспамятство. Холод замедлял как общую жизнедеятельность организма, так и активность мозга… Недоедание приводило не только к апатии. Многие впадали в бредовое состояние, слышали потусторонние голоса и вели себя соответственно, что было опасно для окружающих. Сейчас невозможно подсчитать случаи самоубийств, причиной которых стало перенапряжение физических и духовных сил. Одни метались на своих кроватях, мучимые бредовыми видениями, другие дико выли и сотрясались в рыданиях. Некоторых приходилось успокаивать силой. Солдаты боялись сумасшествия, как заразной болезни, но еще большая тревога овладевала ими, если у кого-то начинали чернеть губы».

Генерал Р.Я. Малиновский 11 января, давая интервью иностранным корреспондентам, уверенно заявил: «Сталинград — это лагерь вооруженных военнопленных. Положение его безнадежно». В сложившейся ситуации с военной точки зрения гораздо перспективнее была задача «закупоривания» ростовской горловины. «После разгрома группы Манштейна, — писал в дневнике генерал Еременко, — следовало, как и предлагал штаб Сталинградского фронта, не атаковать окруженных, а задушить блокадой, они бы продержались не больше одного месяца, а Донской фронт направить по правому берегу Дона на Шахты, Ростов. В итоге получился бы удар трех фронтов: Воронежского, Юго-Западного и Донского. Он был бы исключительно сильным, закрыл бы, как в ловушке, всю группировку противника на Северном Кавказе… Решение о наступлении Южного фронта на Ростов неверно еще и потому, что оно было фронтальным, мы выталкивали противника». Именно этого больше всего опасался Манштейн.

А армию Паулюса «надо было всемерно беречь (вплоть до того, чтобы иногда смотреть сквозь пальцы на Ю-52, совершающие посадку на аэродромах Гумрак и Питомник). Деться войскам Паулюса было некуда…».

«Почему русские решили перейти в наступление, не дожидаясь, пока котел развалится сам по себе, — удивлялся генерал Цейтцлер, — известно только русским генералам».

У Сталина были свои соображения, которые он изложил в беседе с В.И. Чуйковым летом 1952 года: «Рисковать нельзя было. Народ очень ждал победы!» Таким образом, в январе 1943 года бои в Сталинграде носили не столько военный, сколько символический характер. Что ж, возможно, Верховный, рассуждая как политический лидер, был прав, а еще ему самому нужна была победа убедительная, «чистая» Победа с большой буквы.

Это была личная победа Сталина, реставрировавшая поблекший образ «великого вождя, учителя и друга всех трудящихся». После Сталинграда вновь в полный голос зазвучали старые песни на новый лад: о «сталинской стратегии», о «сталинском военном гении», о новой «сталинской тактике маневрирования» и «Каннах XX века».

«Мудрый полководец, с именем которого на устах шли в бой советские воины, предвидел развитие хода событий и подчинил своей стальной воле ход гигантского сражения… Это была самая выдающаяся победа в истории великих войн. Битва за Сталинград — венец военного искусства; она явила новый пример совершенства передовой советской военной науки. Одержанная здесь историческая победа — яркое торжество сталинской стратегии и тактики, торжество гениального плана и мудрого предвидения гениального полководца, проницательно раскрывшего замыслы врага и использовавшего слабости его авантюристической стратегии…

Мировая история еще не знала такой военной катастрофы, какую потерпели немцы под Сталинградом. Все известные ранее случаи окружения и разгрома окруженного противника не могут идти ни в какое сравнение со Сталинградской победой советских войск, осуществивших под гениальным руководством И.В. Сталина гигантские стратегические «Канны».

Все поражения 1941 и 1942 годов оказались частью хитроумного плана, разработанного лично Сталиным в рамках сталинского же «учения о контрнаступлении».

Даже Гитлер снял шляпу, заявив в разговоре с Риббентропом: «Любой другой народ после сокрушительных ударов, полученных в 1941–1942 годах, вне всякого сомнения, оказался бы сломленным. Если с Россией этого не случилось, то своей победой русский народ обязан только железной Твердости этого человека, несгибаемый героизм и воля которого и привели народ к продолжению сопротивления. Сталин — это мой самый крупный противник как в мировоззренческом, так и в военном отношении. Если он когда-нибудь окажется в моих руках, я окажу ему подобающее уважение и предоставлю самый лучший замок в Германии… Создание Красной Армии — грандиозное дело, а сам Сталин, несомненно, — историческая личность огромного масштаба».

Все верно. Сталин создал советскую систему, и никто лучше не знал, как она работает. Ушел творец — рухнула система. В тоталитарном государстве вечные проблемы с преемственностью.

6 марта 1943 года великий и проницательный полководец, «мудро» заманивший немцев к Москве, Волге и Баку, позволил Президиуму Верховного Совета присвоить себе звание Маршала Советского Союза и сменил вышедший из моды френч на военный китель.

Это была победа Красной Армии, продемонстрировавшей всему миру свою боеспособность, умение проводить стратегические наступательные операции, в ходе которых удалось окружить и уничтожить сильнейшую армию Вермахта, разгромить и надолго вывести из борьбы союзников Германии, освободить от немецкой оккупации обширные территории страны. Западный историк пишет: «Трудно себе представить английскую или американскую армию, выигравшую в 1942 году битву под Сталинградом… Красная Армия стала грозным противником».

(Неоспоримый факт. Заваливать немцев трупами своих солдат союзники не могли себе позволить, да и не было у них четырехсот дивизий, бить качеством — еще не умели. Для примера можно вспомнить анекдотический случай из истории операции «Хаско». К высадке на Сицилию готовились 8-я английская и 7-я американская армии — почти полмиллиона человек при поддержке 4328 боевых самолетов. На острове находилась 9-я итальянская армия, имевшая 9 дивизий, в том числе 6 считавшихся мало боеспособными соединений береговой обороны, никогда не нюхавших пороху. В ходе подготовки операции англо-американская группа планирования пришла к заключению, что в случае заблаговременной переброски на Сицилию немецких войск успех высадки будет вероятен нулю, о чем главнокомандующий генерал Дуайт Эйзенхауэр в начале апреля 1943 года поставил в известность политическое руководство, заявив, что операция «будет иметь мало шансов на успех, если в районе вторжения окажется значительное количество вооруженных и полностью боеспособных немецких сухопутных войск… Под «значительным количеством» следует подразумевать наличие более двух немецких дивизий». Черчилль буквально осатанел от такой сверхосторожности стратегов и в ответ разразился издевательским меморандумом: