Игра на чужом поле - Василий Ставицкий
Шрифт:
Интервал:
* * *
«Новороссийск» быстро начал давать крен на левый борт.
Единственно верным в те минуты решением было бы: немедленно снять линкор с якорей и стояночной бочки и завести его носом на отмель, пока он не набрал еще смертельного для себя количества забортной воды. Но с картой бухты и с устройством линкора комфлота Пархоменко, по свидетельствам сотрудников Особого отдела, начал детально знакомиться только на палубе. И когда все-таки было принято решение снять корабль с якоря и развернуть его буксирами носом на отмель, было уже поздно.
Крен нарастал. Все более очевидным становилось, что команду, не занятую непосредственно аварийно-спасательными работами в постах обеспечения живучести корабля, нужно немедленно отправлять на берег. Однако, как свидетельствуют документы следственного дела, «…командующий не разрешил отправлять личный состав». Левый борт опустился уже вровень с водой, палуба встала почти на ребро, линкор уходил носом в воду, все выше поднимая корму. Люди на корме и по обоим бортам изо всех сил цеплялись за леера и надстройки, но продолжали оставаться на корабле.
Когда адмиралы поняли, что трагедия неизбежна, команда покинуть корабль была наконец отдана. Матросы бросились спасаться вплавь, катера, баркасы, шлюпки, до того суматошно подбиравшие падающих за борт линкора людей, вдруг отошли, опасаясь попасть под переворачивающийся «Новороссийск». Многих, однако, накрыла громада линкора, многих затянули неизбежные в таких случаях водовороты, увеличив количество жертв.
С вопросом «кто виноват?» — в духе тогдашней решительной жесткости разобрались быстро.
С обязательными «оргвыводами» тоже задержки не было. В итоговом документе комиссии это выглядело так:
«…Личный состав линкора: матросы, старшины и офицеры, а также офицеры, руководившие непосредственной борьбой за спасение корабля, —и. о. командира 54-5 т. Матусевич, командир дивизиона живучести т. Городецкий и помогавший им начальник технического управления флота т. Иванов умело и самоотверженно вели борьбу с поступавшей на корабль водой, хорошо знали каждый свое дело, проявляли инициативу, показали образцы мужества и подлинного героизма. Но все усилия личного состава были
обесценены и сведены на нет преступно-легкомысленным, неквалифицированным и нерешительным командованием…»
«Основными причинами гибели линкора «Новороссийск» после взрыва являются:
неправильная, преступно-легкомысленная оценка, от начала и до конца катастрофы, командованием флота, эскадры и корабля истинного положения, в котором находился линкор после взрыва, и неприятие в первые же минуты катастрофы такой простой и абсолютно необходимой меры, как перевод сильно поврежденного корабля своим ходом на более мелкое место к берегу на глубину 11–12 метров. Это можно было сделать при своевременной команде и, имея горячие машины, через 30–40 минут после взрыва. Вместо этого была отдана безграмотная команда оттаскивать к берегу поврежденный и стоящий на якоре и на бочках корабль сравнительно маломощными буксирами, чего они после более чем двухчасовой возни около корабля сделать не смогли…»
«..находясь на верхней палубе корабля и вызывая к себе на палубу с докладом с поста живучести людей, руководивших борьбой… и отрывая их на довольно длительное время от работы, Командующий флотом т. Пархоменко еще больше дезорганизовал руководство делом спасения корабля…»
«Прямыми виновниками гибели значительного количества людей и линкора «Новороссийск» являются: Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Пархоменко, и. о. Командующего эскадрой контр-адмирал Никольский и и. о. командира линкора капитан II ранга Хуршудов.
Прямую ответственность за катастрофу с линкором «Новороссийск» и особенно за гибель людей несет также и член Военного совета Черноморского флота вице-адмирал Кулаков…»
И как следствие этих суровых выводов, понизили в звании и отправили в запас командира линкора Кухту.
Следом отправили помощника командира Сербулова.
Предложили уйти в запас старпому Хуршудову.
По логике вещей адмиралам, говоря флотским языком, должны были вкатить на полную катушку. И поначалу вроде бы к тому дело и шло.
Сняли с должности и понизили в звании командира дивизии охраны водного района контр-адмирала Галицкого.
Ту же меру применили к и. о. командующего эскадрой Никольскому, комфлота Пархоменко и члену Военного совета Кулакову.
Примерно на год фамилии этих людей исчезают даже из обиходных разговоров.
А потом почти все они всплывают словно по команде «все вдруг» и, будто стремясь наверстать упущенное, начинают бурно расти.
Всех их восстанавливают в званиях…
* * *
Жесткие сроки комиссии Малышева были заданы еще в Москве. Уже в середине ноября, то есть через две недели после катастрофы, заключение правительственной комиссии было представлено в ЦК КПСС. Его приняли и одобрили.
В перечисленных документах много и подробно говорилось о тех, кто должен был, но так и не сумел организовать спасение экипажа и корабля, унесшего с собой на дно моря жизни более чем шестисот человек.
Но ни один из этих документов так и не дал прямого ответа на главный вопрос: что же стало причиной трагедии?
Версий было много.
Две первые — взрыв бензосклада или артиллерийских погребов — отпали сразу. Емкости бензосклада на линкоре пустовали уже задолго до катастрофы. Что касается артпогребов — если бы они рванули, не о чем было бы и говорить.
Осталось еще несколько версий: мина (или мины), торпедная атака подводной лодки, диверсия. Выстроившись друг за другом, они образовали заколдованный круг: у каждой из версий имелось примерно поровну «за» и «против».
Рассмотрим их в том порядке, в каком свидетельские показания по каждой из них отложились в следственном деле.
Взрыв в артиллерийских погребах.
Эту версию сразу же опрокинули показания моряков, местом боевой службы которых являлась 2-я башня главного артиллерийского калибра, в районе которой линкор и получил пробоину:
«Зарядный погреб второй башни был закрыт, в пятом погребе люк был открыт, там лежат ключи, я спустился в погреб, там все нормально… открыл зарядный погреб второй башни, подбежал дозорный, говорит, там все в порядке, я только что там был. Открыл второй погреб — все в порядке».
«По распоряжению командира башни… я пошел осматривать 7-й погреб — мы спускались в погреб, в котором обнаружили все в порядке: в погребе было сухо, снаряды лежали на своих местах… Недалеко от места взрыва находились погреба с артиллерийскими снарядами первой башни… они остались целыми».
Больше всего вариантов набрала «минная» версия. Это понятно. Мины в севастопольских бухтах и на рейде были не редкостью, начиная со времени исхода из Крыма частей Добровольческой армии в 1920 году. Бухты и рейд периодически очищались от мин с помощью тральщиков и водолазных команд. До самого начала Великой Отечественной войны никакие документы не отмечали случая подрыва кораблей.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!