Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон

Правда художественного вымысла

Я включил иудаизм в эту главу как один из трех примеров, утверждающих – в ретроспективе – очевидность того, что религиозные группы представляют собой адаптивные единицы. Сомневаюсь, будто теории, которые видят в религии либо побочный продукт развития, либо источник выгоды для некоторых в группе за счет других ее членов, могут хотя бы отчасти объяснить факты из истории иудаизма. А вот теория, утверждающая, что религия приносит группе пользу, прекрасно с этим справляется. Теория многоуровневого отбора идеально сочетается и с теорией социальной идентичности, которая началась в попытке понять, почему разум способен на такие зверства, как холокост. Обе теории вынуждают нас признать неудобную правду: мышление в терминах «мы и они» – часть нормальной человеческой психики. Большинство из нас может вести себя нравственно лишь с определенной частью человечества, а в людях, не входящих в эту группу, усматривать просто предметы, полезные либо же бесполезные, – а возможно, что на это способны мы все. Это обобщающее утверждение относится ко всем человеческим группам и никогда не должно применяться как орудие агрессии против сторонников какой-либо одной религии, – скажем, того же иудаизма.

Я завершу свое обсуждение религии евреев в несколько неклассической манере – рассказом о художественном произведении. Великие писатели не пользуются научным методом, но их читают и любят, коль скоро они берут правдивые аккорды, звучащие над границами времен и культур. Таким автором был и Исаак Башевис-Зингер. Его многочисленные романы о жизни евреев в Польше до Второй мировой войны – и в послевоенной Америке – принесли ему в 1978 году Нобелевскую премию по литературе. Зингера в антисемитизме обвинить не может никто, и тем не менее он видел нравственную «вселенную» взаимодействий в группе и по большей части аморальную «вселенную» межгрупповых отношений с такой ясностью и с таким состраданием, что ученым и интеллектуалам стоило бы последовать его примеру. Действие его исторического романа «Раб» (Singer 1962) происходит в Польше XVII века, а само произведение с поразительной точностью совпадает с тем, что я нашел в научной литературе.

Главный герой «Раба» – набожный еврей Иаков, захваченный и угнанный казаками во время очередной устроенной ими резни. Его продают в рабы польскому селянину. В том же набеге убивают жену Иакова и его детей, а почти всю деревню, в которой он жил, уничтожают. Теплые месяцы он одиноко проводит в горах, выпасая хозяйских коров. Годами он прилагает неимоверные усилия, чтобы соблюдать многочисленные законы своей веры, тем самым храня ее, и это отдаляет его от крестьян. Впрочем, он и сам не хочет сближаться с ними: их животные привычки ему отвратительны. В этом мире сильный господствует над слабым и имеет целый выводок незаконнорожденных детей, а отпрыски совершенно открыто желают смерти родителям. В одной из сцен кутежа, за которым он наблюдает поневоле, Иаков размышляет над кажущейся жестокостью его Бога к варварам:

Как бы то ни было, но Иаков не может не влюбиться в Ванду, дочь хозяина, приходившую в горы каждый день, чтобы подоить коров. Она тоже влюбляется в него – за то, что он был бесконечно более благороден и грамотен, чем люди ее народа. В конце концов они уступают своей страсти, но радость Иакова смешивалась с мукой от совершения тягчайшего греха. Едва успевает начаться их безнадежный роман, Иакова вызволяют из рабства братья по вере: странствующие циркачи рассказали им, где тот находится, за ним приехали в фургоне, полном денег на его выкуп. Человеколюбие единоверцев не удивляет Иакова: «освобождение пленника – священное деяние» (49). Иаков уезжает столь внезапно, что не может даже попрощаться с Вандой, не говоря уж о том, чтобы объяснить своим освободителям, в какое положение попал. И Ванда не узнает правды от своих сородичей: те врут, скрывая шальные деньги. Ей говорят, что Иаков просто пропал – может, его убил кто-то из соседей, недовольный постоянным присутствием еврея.

Иаков возвращается в свою деревню. Она восстанавливается после того самого набега, как не раз восставали в прошлом и она, и другие еврейские общины. Здесь Зингер описывает жизнестойкость и коллективную организацию евреев, позволяющие им достигать совершенства во всем, чего им не запрещали напрямую: