Лифт в преисподнюю - Михаил Март

— А как его щепетильность?

— Вы намекаете на свое прошлое? Не думаю, что вам имеет смысл скрывать его. Он все равно докопается. Чаров — сыщик от Бога. Ложь может лишь вызвать недоверие, и альянс не состоится. У Чарова громадные связи в МВД, он имеет доступ к любым архивам и сегодняшним документам, носящим гриф «секретно». Не скрою, власти сами дали ему допуск, так как он всю информацию обращает в пользу, а не во вред. Во всяком случае, утечек замечено не было. Он же не репортер и не писатель. Я не сомневаюсь ни на секунду, что если Чаров захочет что-то узнать, то сумеет это сделать. Полагаю, на сегодняшний день он является одним из самых информированных людей в стране, и это не преувеличение. Не стоит тревожиться, Никита Леонидыч. Чаров прежде всего кладоискатель, он азартен. Важно его заинтересовать, дать ему простор для действий и выполнять все его безумные прихоти. Уверяю, для себя он ничего не потребует, но оплата расходов может серьезно подорвать ваш бюджет. Я помню, что как-то ему на пару месяцев понадобилась двухпалубная яхта у берегов Испании. Аренда обошлась нам в копеечку. Но затраты себя оправдали. Если вы доверите этому человеку свое дело, то готовьтесь к крупным расходам, научитесь не задавать лишних вопросов и потакать его капризам. Только при этих условиях вы получите желаемый результат.

— Каковы гарантии?

— Из семи дел, доверенных ему, он не проиграл ни одного. И не устанавливайте ему сроков. Этого он терпеть не может. Тешьте себя мыслью, что дело будет доведено до конца с гарантированным успехом. Для него победа — жизненное кредо. Поражение смерти подобно. Если он принял предложение, значит уверен, что реализация плана для него важнее, чем для заказчика. Если хотите, можно оценить деятельность Чарова как бескомпромиссный фанатизм.

— Я заинтригован. Конечно, тут не обошлось без преувеличений, как мне кажется. Одно ясно, я должен увидеть перед собой незаурядную личность.

В ответ Камышев лишь улыбнулся.

Не прошло и часа, как будущий заказчик фанатичного искателя кладов стоял в гостиной с открытым ртом и разглядывал фарфоровый сервиз Наполеона Первого, состоящий из шестидесяти семи предметов, и грамоту Ивана Грозного, выданную Курбскому, где его назначают главным воеводой стрелецкого войска.

Дальнейшая судьба грамоты осталась в тени, но сервиз отправился в Эрмитаж с должной помпой уже на следующий день.

— А теперь позвольте вас друг другу представить, дорогие товарищи… извините, господа. — Хозяин особняка еще не отошел от шока. — Геннадий Устинович Чаров, страстный патриот отечества, путешественник и бизнесмен. — Камышев повернулся к своему другу.

— А это Никита Леонидович Барзай. В нашем правительстве он несет ответственность за культуру и за все, что с ней связано, а также за ценности. Тоже бизнесмен. Правда, теперь неофициальный, так как ювелирные магазины и салоны пришлось переписать на имя жены.

Взгляды новых знакомых скрестились. Что же увидел каждый из них?

«Да, — думал Барзай, этот парень — не серый прохожий с улицы. Внешность яркая, бабы перед ним в штабеля укладываются. Красив, высок, спортивен, держится прекрасно, легко и непринужденно. В покер с таким лучше не играть. Лицо — маска. По нему ничего не прочитаешь. Непробиваемая броня. Вот каков он, человек-легенда! Остается только привлечь его на свою сторону, и он решит многолетнюю проблему, которая сотни людей заводила в тупик. Трудно в такое поверить, но других шансов не осталось».

Чаров видел перед собой совсем другое. Так получалось, что первое впечатление всегда оказывалось правильным. Этот человек не очень заинтересовал искателя приключений. Видно было, что его научили манерам и он умел носить дорогие вещи. Очевидно, имеет природный острый ум, который направлен не в то русло, так как след от тюрем и лагерей Чаров заметил с первого взгляда. Мужик нашел себе теплое местечко и хорошее прикрытие и теперь может вершить свои беззакония, не опасаясь прихода мальчиков с наганчиками, ордером на арест и наручниками на поясе.

— Очень рад познакомиться с легендарной личностью. Примите мои признания. Я в восторге. — Барзай широко улыбнулся, демонстрируя свои фарфоровые зубы неестественной белизны.

— Очевидно, у вас есть ко мне предложение, от которого я не смогу отказаться. Кажется, так выражался Крестный отец. И оно носит частный характер, — начал без обиняков Чаров.

— Не в бровь, а в глаз. — Барзай приподнял обе руки, показывая, что сражен наповал проницательностью нового знакомого.

Чаров глянул на Камышева, который был увлечен разглядыванием монограмм на молочнике.

— Ваша идея, Герман Василия?

Хозяина будто разбудили уколом булавки в ягодицу.

— Да, да, Геннадий Устиныч. Почему бы не помочь нашему человеку! Он в долгу не останется. Как мне известно, под его опеку отдают большие земли в пригороде, где еще сохранились памятники старины. Если вам подойдет, комиссия может все это посчитать как не имеющее культурной ценности. Я с этой точки зрения рассматривал ваше знакомство. Так что тут трудно считать заказ частным на сто процентов. И потом, Никита Леонидыч готов покрыть любые расходы во время вашей работы. У него больше возможностей, чем у городской и областной казны вместе взятых. И, в конце концов, если дело вам покажется неинтересным, вы можете за него не браться. Я просто решил, что история вас заинтересует.

Чаров перевел взгляд на Барзая.

— Хорошо. Я вас выслушаю. Завтра в семнадцать часов в Пасечном переулке, дом три. Вход со двора в подвальное помещение. Там висит табличка «Архив». — Он повернулся и ушел не попрощавшись.

Барзай облегченно вздохнул.

2

Узкие лабиринты между стеллажами, заполненными толстыми папками, запах пыли, доски, постеленные прямо поверх цементного пола, стремянки. Таким и должен быть архив. На этом фоне странно выглядели современные кондиционеры, поддерживающие определенную температуру и влажность. Гостей сопровождала пожилая женщина с внешностью канцелярской крысы. Все так, как может себе представить человек, когда слышит слово «архив».

У главного архивариуса не имелось даже своего кабинета. Жалкая каморка размером с ванную комнату, где стоял стол с компьютером и три скрипучих стула. На одном из них сидел Чаров, остальные были предложены посетителям.

Барзай привел с собой приятеля, невысокого лысеющего грузина лет шестидесяти, смахивающего на сапожника. В отличие от новоиспеченного политика, меняющего каждый день сорочки, галстуки и костюмы, его приятель выглядел ханыгой, презирающим опрятность. Чаров никогда не придавал значения одежде заказчиков, но подмечал все детали. Профессиональная привычка. Взглянув на человека, он мог почти безошибочно определить его доходы. Телогрейка и кроличья шапка еще ни о чем не говорили. Достаточно обратить внимание на обувь, часы и руки. Ухоженные ногти и швейцарские часы, которыми пользовался скромный представитель Кавказа, говорили о нем куда больше, чем ветровка и футболка с вещевого рынка.