Сотвори себе поддержку - Маруся Светлова

— Нет, — неуверенно произнесла она… — Вроде — не мое… А впрочем… — и она сорвалась с карниза, полетела вниз, за ним, чтобы получше его рассмотреть…

И души с завистью посмотрели ей вслед: а вдруг, и правда ее это тело, и найдется в нем место для нее — его души…

И опять слышалось:

— Это не ваше тело пьяного мужчины идет?…

— Мое, родимое, мое… Хоть в пьяном теле поживу… Пьяные, они душевные… Они открытые, добрые, и душе легко на место вернуться… — Душа Тела Пьяного Мужчины замолчала, потом добавила расстроенно: — Вот когда протрезвеют они, — опять становятся жесткими и закрытыми, и жить начинают в гонке и бездушии… — Душа замолчала и сказала в сердцах, как бы сама смущаясь сказанного: — Прости Господи, но иной раз и думаешь — лучше бы они все пили и пьяными жили. Пьяные, они больше на живых, нормальных людей похожи…

Души замолчали, как бы переваривая сказанное Душой Тела Пьяного Мужчины. И после долгой паузы какая-то душа тихо и неуверенно произнесла:

— Они потому и пьют-то все, наверное, что им самим трезвыми быть не хочется… — Душа, сказавшая это, замолчала — как будто бы прислушиваясь к своим словам, и продолжила уже смелее: — И то — кому захочется постоянно такой жизнью жить — мчаться куда-то, никому не доверять, жить с закрытым сердцем — никого в свою жизнь не пускать, все контролировать, постоянно что-то из себя изображать, быть бесчувственным и жестким… От такой жизни кто хочешь устанет…

Душа опять замолчала, а души, только крылышками согласно подрагивали, — потому что, конечно же, права была говорившая такие мудрые слова душа. Конечно, разве можно жить такой тяжелой жизнью и не устать от нее, и не захотеть расслабиться?

А Мудрая Душа продолжала, уже уверенно, потому что сама окончательно уверовала в правду своих слов.

— И вот маются они и маются от такой своей тяжелой жизни, от гонки, от постоянного контроля и бесчувственности, — и рано или поздно рождается в теле желание выпить. И — забыться. И — расслабиться. И стать, хоть на время, самим собой, таким, какой ты есть. Мягким, и нежным, и душевным, и добрым, и любящим весь мир… Стать нормальным, естественным человеком. Вот и пьют они, родимые… И пьют, и пьют, и пьют…

— Да, — согласно протянула одна из душ, — и пьют, и пьют, и пьют…

И опять души замолчали, потому что — что тут можно было еще сказать?

И опять после долгой паузы раздалось:

— Кто искал тело замотанной, уставшей женщины, — вон оно идет…

— Да пусть себе идет… Толку-то, что я за ним летаю — устало как-то и расстроенно сказала Душа Замотанной Женщины, — ей все равно не до меня, сейчас начнет посуду мыть, полы драить, чистоту наводить… Не до души ей, не до себя… Я за ней сколько летала… Летала за ней, летала, да только каждый раз расстраивалась — она обо мне и не вспоминает. Ей за кастрюлями, да за глажкой белья совсем не до меня. Для нее кастрюли важнее…

— Вы знаете, я тоже жила в теле такой же вот женщины, — скороговоркой начала одна из душ. — Чистюля она была необыкновенная, все надраивала, начищала, ее домашние боялись ступить — все вокруг сверкало, а я, душа ее, вся была в пыли. Обо мне она и не вспоминала, — как и ваше тело… Представляете, до того дошло, что я чихать начала… От пыли… А она начала тело свое по врачам таскать, чтобы простуду вылечить… И так, знаете, себя залечила, что я, простите, даже пропахла лекарствами…

Душа Женщины-Чистюли замолчала и смущенно добавила:

— Мне, представляете, когда она меня окончательно потеряла, даже неловко было находиться среди других душ, — все осматривались и принюхивались — от кого это так лекарствами пахнет…

— Да, это они постоянно делают — тела свои по поликлиникам, по врачам таскают, — произнесла одна из душ. — А чего тела-то лечить, — когда все проблемы их оттого, что живут они без души. Живут в недовольстве собой, своей жизнью. Живут в нелюбви, в зависти и злобе. И как тут телу не болеть…

— Не понимают они этого, бедные… Не понимают… — горестно произнесла одна из душ, и опять слезинки их стали капать, и легкий, грустный какой-то дождик падал на толпы бездушных тел…

И вдруг раздался шелест крыльев, и шорох, и жужжание, и Брошенная Душа не сразу поняла, что происходит, но уже все вокруг нее говорили:

— Смотрите, смотрите — живой, живой…

— Живой… Живой… — доносилось от подлетающих душ, и все они, паря в воздухе — только крылышки порхали, с радостью, с любованием смотрели на человека со светлым лицом, ясными глазами, идущим в толпе. И был он другим, и выделялся из всей толпы. Потому что был он спокоен и расслаблен, и глаза его улыбались, и шел он радостной какой-то походкой, и чувствовались в нем энергия, жизнь, любовь, которая просто переливала через край. Потому что когда ты живешь с душой, ты всегда полон любви, и она переполняет тебя и рассеивается вокруг — и свет идет от таких людей. И рядом с ними тепло и светло. И радостно.

— Живой…

— Живой… — не уставали повторять души и радовались человеку этому, свету, от него исходящему, жизни, которая в нем чувствовалась…

Но был он, — как маленький одинокий островок в океане напряженных, хмурых, недовольных собой и своей жизнью людей…

И Брошенная Душа, пораженная этим зрелищем, опять сорвалась с места и полетела — полетела искать свою девочку, чтобы она тоже стала живой и светлой, какой была еще вчера, — когда верила в любовь и любила, и жила в согласии с душой…

…Один свадебный кортеж уезжал с площади, другой подъезжал.

И в этой смене машин, украшенных цветами и лентами, было что-то радостное, что-то обнадеживающее: вот ведь — женятся люди, выходят замуж, любят друг друга. Значит, не все еще потеряно, значит, живы их души, значит, открыты их сердца друг другу.

И Брошенная Душа, подлетая к этой площади, даже воспряла духом.

— Все будет хорошо, — думала она. — Все будет хорошо… Все — будет хорошо…

И вспомнила она девочку свою — милую, светлую девочку, которая точно светилась любовью, когда бежала на свидание, когда приходила со свидания — с горящими щеками, с томными какими-то глазами. И замирала она, такая вот светлая и красивая в своей любви, у окна, и мечтала.

Мечтала она о белом этом платье невесты. О таком вот кортеже. О совместной жизни с любимым. О ребенке, которого она когда-нибудь ему родит. Мечтала о том, о чем может мечтать такая вот чистая и любящая девочка. И все ее мечты были знакомы ее душе. Ведь шли они — из ее души.

Так она светилась и мечтала, и на площадь эту любила приходить — чтобы посмотреть на чужие свадьбы, о своей мечтая, до тех пор, пока не отрезвил ее бесчувственный этот человек.

— Относись к жизни проще, — сказал он ей при последнем их свидании. — Ну, потрахались, ну, получили удовольствие — и ладно…

И увидя, как закипают на ее глазах, как текут по ее щекам слезы, добавил, морщась, как от головной боли: