Воздушные разведчики – глаза фронта. Хроника одного полка. 1941–1945 - Владимир Поляков

Тема встречи однополчан 39-го полка возникла достаточно поздно, в 1975 году. Инициатором ее стал Николай Самусенко, который жил в Никополе и был парторгом самого крупного в городе завода. Именно он организовал приглашение Никопольским горкомом партии всех ветеранов 39-го Никопольского орап на празднование 30-летия Победы.

Самусенко провел титаническую организационную работу, и такая встреча впервые состоялась.

Отец ехать в Никополь отказался. На мой недоуменный вопрос «Почему?» он ответил в том духе, что он хорошо помнит этот красивый, утопающий в зелени украинский город. «Мы столько сбросили на него бомб, что мне стыдно туда ехать».

После Никополя практически все ветераны писали отцу в самых восторженных тонах о том, как их хорошо встречали. Стали приходить поздравления от Никопольского горкома партии, стали писать ученики какой-то никопольской школы.

Когда на следующий год вновь поступило приглашение, отец решился ехать. В поездку он направился с мамой на своем «горбатом» «запорожце».

Уже за Крымом отец начал слегка блудить. На одном перекрестке он подъехал к стоящему в ожидании автобуса парню и спросил дорогу на Никополь. Тот вежливо объяснил. Часа через два отец вновь решил уточнить, правильно ли он едет, и подъехал к остановке на обочине дороги. К его ужасу, там стоял тот же парень.

Как рассказывал отец, первоначально он подумал, что он едет по кругу. Молодой человек, улыбаясь, объяснил, что он обогнал «запорожец» на попутной машине и что они едут правильно.

В Никополе все встретили отца очень тепло. Так получилось, что он оказался связующим звеном всех поколений.

Отец попросил проводить его в школу и познакомить с теми учениками, с которыми он был в переписке. Когда их привели, то каждому он вручил подарки: по коробке дорогих конфет и что-то еще. Мама рассказывала, что дети были очень тронуты таким вниманием.

Никого из командного состава полка на встрече не было.

Федоров их игнорировал. Думаю, дело было в том, что обычно их приурочивали к 9 мая, но в этот день также собирались ветераны его дивизии. Дивизии, в которой его знал каждый, в которой он провоевал два года, с которой входил в Берлин. Естественно, что сердце его было с ней. К тому же в 39-м полку оставались лишь единицы тех, кто воевал с ним на Дону, в Донбассе.

Сменившие Федорова на посту командира полка Ахматов, Новожилов, Степанов на эти встречи никогда не приезжали. Как-то получилось, что неофициально представительство командования полка было возложено на моего отца. Это объяснялось и тем, что он служил в полку дольше всех, был старше по возрасту, и самое главное, наверное, заключалось в том, что после второй встречи в Никополе все последующие проходили в Крыму, в Марьино, в нашем доме.

Каждое лето у нас бывало огромное количество однополчан, которые приезжали с женами, детьми, внуками. В иные дни число гостей достигало двух десятков. Благо дом был частный и имел множество пристроек в саду. Места хватало всем. Но самым главным была та братская атмосфера, которая царила в те дни.

На меня возлагалась почетная миссия за рулем «запорожца» встречать гостей на вокзале или в аэропорту, а потом провожать в обратный путь. Благодаря этому я имел счастье познакомиться практически со всеми ветеранами 39-го полка. Сейчас я безумно жалею, что так мало расспрашивал их.

Запомнилась мне фраза летчика-истребителя Тарасова. Он признался, что во время службы в 39-м орап всегда побаивался моего отца. Эти слова меня нисколько не удивили. Отец был очень крут и терпеть не мог любое неподчинение. Лично мне «за язык», «за пререкания» доставалось по полной программе. Мама рассказывала, что отец часто дрался. Дрался даже на футбольном поле, из-за чего она в конце концов даже перестала ходить болеть.

Как признавался отец, дрался он и в воздухе. Однажды молодой летчик пошел жаловаться командиру полка, что капитан Поляков избил его во время боевого полета. Оказалось, что, следуя по маршруту на выполнение боевого задания, летчик самовольно решил погоняться за какой-то немецкой легковушкой и отец отдубасил его прицелом. Федоров выслушал «пострадавшего» и, обматюкав, велел убираться.

Мама вспоминала, как уже после войны в Румынии отец при всех лупил пьяного офицера, который должен был руководить погрузкой машин в эшелон. Отметелив его, отец сам сел за руль радиостанции и по доскам загнал ее на платформу.

Лично я видел отца в драке только один раз. Мне было лет четырнадцать, и мы ехали в Симферополе в троллейбусе. Какой-то пьяный начал ко всем приставать и, что называется, достал. Когда дверь открылась, совершенно неожиданно для меня отец взял этого мужика за грудки и с правой врезал так, что тот вылетел из троллейбуса.

На мой вопрос: «Правда ли, что ты дрался во время футбольных встреч?» – отец ответил утвердительно и как о чем-то само собой разумеющемся: «Если кто-то бил меня по ногам, то я тут же бил в морду».

Думаю, что подобное поведение – это результат того, что после смерти в 1921 году моего деда – Матвея Полякова – он с десятилетнего возраста воспитывался в детских домах. Однажды, когда по телевизору показывали кинофильм «Путевка в жизнь», отец сказал мне, что, в сущности, это фильм о нем и был он таким же беспризорником. Он прошел такую школу выживания, когда, чтобы сохранить свою пайку хлеба, свое достоинство, свою жизнь, приходилось незамедлительно принимать адекватное решение. Поскольку интеллектуальных аргументов в их среде не было, то в ход шло все, что было под рукой: табуретка, нож, кол… В этой среде выживали только сильные, сильные духом. Отец был таким. Все, кто знал его, всегда отмечали исходившую от него уверенность, надежность. На него можно было положиться.

Наряду со всем этим у отца была еще одна удивительная черта. Вероятно, наследственная, которая досталась ему от его родного дяди Анания Вениаминовича Туршу. И в детстве, и уже взрослым человеком он был большим проказником, шутником, мастером розыгрышей. За его озорство в детстве его не раз исключали из евпаторийской гимназии.

Семейное предание сохранило рассказ о том, что дядя Ананий нарочно засовывал в карман моему деду Матвею женские чулки, а когда его сестра – жена Матвея – находила их и устраивала скандал, то покатывался от смеха, наблюдая спровоцированную им же сцену ревности.

Таким же был и отец. Уже в Ташкенте, будучи начальником связи дивизии, он пришел на какое-то важное совещание к командующему воздушной армией и обратил внимание на то, что все приглашенные сняли свои калоши и аккуратно попарно расставили их в приемной.

На глазах изумленных адъютантов подполковник Поляков взял и переставил все калоши. Когда совещание закончилось и все стали искать свои калоши, началось невообразимое: шум, ругань, смех… Отец был в восторге.