Магистр ее сердца - Оливия Штерн

Если бы можно было выдрать из груди душу, чтоб летела и нашла маленькую глупую птичку, уже бы выдрал. Все, что угодно отдал бы, только бы вернулась живой.

Позже, успокоившись, Мариус вытер лицо носовым платком и уже решительно зашагал дальше. Ему внезапно пришла в голову мысль, что магистр ничего не сделает Алайне. Потому что вожделенное тело можно заполучить ровно до тех пор, пока заложница жива. В противном случае — шансов нет.

А пока Алька жива, он не сдастся. Он придумает, как обойти эту астральную дрянь. По крайней мере, Энола Дампи — не единственный артефактор. Скорее всего, должен быть еще кто-то, способный создать артефакт, который позволит выбросить тварь астрала из захваченного ею же тела.

Так, немного себя ободрив, Мариус добрел до дома, решительно отворил калитку, широким шагом дорался до крыльца и постучался.

За дверью было тихо. Потом послышались звуки шагов, скрипнул отпираемый замок, и на пороге возник Бертран.

— Ниат Эльдор, — мужчина коротко поклонился, — прошу, проходите… До нас дошли слухи о том, что твари роя напали на дворец.

— Напали, да, — согласился Мариус, переступая через порог.

И вдруг — звонкий голос откуда-то из бокового коридора:

— А ниата? Где она, ниат Эльдор?

Он медленно повернулся и посмотрел на Телору. Ее трясло, ярко-рыжие волосы — всклокочены так, словно она их пыталась выдрать.

— Где она? — прошептала женщина, — где?

И Мариус с тоской подумал, что вот сейчас она бросит ему в лицо вполне справедливое обвинение — мол, не уберег принцессу, и права будет.

— Она… жива, — выдохнул, глядя женщине прямо в темные глаза, — это все, что я знаю.

— Ох, нет. Нет.

Телора заломила руки.

— Как же так, ниат? Как же?

Мариус посмотрел на Бертрана. Кажется, его дворецкий тоже был потрясен новостью, даже челюсть задрожала. Потом снова на Телору, которая принялась что-то подвывать, раскачиваясь и заламывая руки. Обычно в таких случая уже следовало отхлестать по щекам, чтоб пришла в себя, но Мариус и сам был как в тумане.

— Я найду ее, — обронил коротко, — Фьер Воллис, пусть Аманда приготовит мне смену одежды и что-нибудь поесть. Я… мне бы хотелось немного передохнуть.

— Как вы… как вы можете так спокойно об этом говорить? — взвилась Телора, — ее нужно искать. Вы же… вы же маг, вы — Магистр. Почему же?..

— Потому что, фье, существуют обстоятельства, которые я не в силах переступить в данную минуту, — Мариус избавился от сюртука, сбросил его прямо в руки Бертрану.

И, не слушая более поскуливаний Телоры, пошел в дом. Его догнал Бертран.

— Ниат… Простите, Пастыря ради… это не самый лучший момент, понимаю, но… вас ожидают.

— Я никого не принимаю, — прошептал он, — отправляйте всех вон, фьер Воллис.

— Вас ожидает ниата. В гостиной, — быстро-быстро заговорил Бертран, — я пытался ее отправить, но она очень, очень настойчива. Сказала, что никуда не уйдет, пока не переговорит с вами. Я же не мог ее вышвырнуть силой?

Мариус пожал плечами.

Возможно, Бертран и в самом деле не мог выставить наглую бабу вон. Значит, это придется сделать ему самому.

Отчаяние медленно перерастало в злость — яркую, горячую. Она весело бежала по венам, пламенеющим узором растекалась под кожей. Теперь уже не надо было прикладывать усилий, чтоб не думать. Все мысли разом куда-то делись, осталась только ярость — чистая, слепяще-яркая, как раскаленное железо. И, понимая, что вот именно сейчас может наворотить ох каких дел, Мариус решительно шагнул в сторону гостиной.

…Его и вправду ожидали.

На стуле, с совершенно прямой спиной, в скромном темно-сером платье, сидела совсем молоденькая девушка. Блондинка. С личиком сердечком, румяными щечками, задорно вздернутым аккуратным носиком.

При виде Мариуса она захлопала ресницами, поднялась…

— Убирайтесь, — с ходу рявкнул он, — я вас не звал. Лучше сами убирайтесь, пока я вас не выставил силой.

— Подождите, — пискнула девица, когда он бесцеремонно схватил ее под руку и дернул сперва к себе, а затем — по направлению к двери, — да что… что на вас нашло?

— Я сегодня не принимаю, — рыкнул он в побледневшее и совершенно глупенькое личико, — мне вообще непонятно, почему вы посмели сюда явиться.

— Да подождите вы, — как-то запоздало Мариус понял, что голос девушки неуловимо изменился. Стал ниже, глубже…

Она резко рванула что-то, висящее на шее, по молоденькому лицу словно прокатилась пузыристая серебряная волна.

Мариус моргнул.

На него смотрела Энола Дампи.

— Вы, — только и выдохнул он, разжав пальцы.

— Тихо, — прошипела она, — тихо. Что это с вами, магистр? Что случилось?

— Мою невесту похитила тварь астрала, — упавшим голосом признался он, — простите… не хотел вас обидеть…

— Понимаю, — она стояла так близко, что Мариус ощутил запах ее духов. Легкий ароматный шлейф, в котором сплелись ваниль, соленая карамаль и имбирь. И почему-то… сам вид Энолы, и этот запах… словно завораживали, гасили пламя ярости. Успокаивали.

— А я зашла просить вас о помощи, — все так же, шепотом, сказала Энола, заглядывая в глаза, — взамен могу предложить свою помощь. Его величество не дал мне довести до конца то, что я начала делать, но если вы позволите… я доделаю здесь…

— Это вы подсунули королю подавляющий волю артефакт? — спросил он без обиняков.

— Я что, похожа на идиотку? — Дампи усмехнулась, — хотя, конечно, да. Идиотка. Поверила мужчине, который мне никогда ничего не обещал.

А потом поморщилась.

— Ну и хватка у вас, Мариус. Чуть руку мне не сломали.

— Простите…

— Да что уж… Прекрасно понимаю ваше состояние.

Энола отошла на шаг, затем показала то, что сжимала в кулаке — небольшой, размером со сливу, великолепно выполненный артефакт. Многослойный, тускло блестящий пластинами латуни, слюды, переливающийся вкраплениями цветных камней, самым большим их которых был звездчатый сапфир. В петельку был вдет разорванный шнурок.

— Позвольте, я вернусь к прежнему облику. Уже, знаете, начинаю привыкать к тому, что блондинка, и что вслед свистят молодые и дурные ниаты…

Она смотрела в большие фасетчатые глаза чудовища, в которых точками отразились освещенные окна дворца и сама она, маленькая и беспомощная. Хитиновые жвала щелкнули, вниз медленно потянулась капля прозрачной слизи. Перепончатые крылья раскрылись, загораживая небо, и единственное, за что цеплялся взгляд — босая ступня наверху, как будто кто-то сидел на шее твари. Альке казалось, что если она встанет на цыпочки, то сумеет рассмотреть, кто же это. Под ребрами собиралось что-то болезненное и холодное, как будто она уже знала, кто пришел за ней, но не могла в это поверить. И она все же вытянула шею, подалась всем телом вверх, чтобы успеть, увидеть…