Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

— Казаки, а скажите нам… — Не знаю, что он хотел спросить, потому что я радостным и звонким голосом крикнул:

— Смотрите, гусь! — одновременно вскидывая самострел в ясное небо над головами приближающейся троицы и чуть правее.

Все пятеро присутствующих дружно уставились в ту точку, на которую был наведен самострел. Есть какая-то магия в наведенном на дичь ружье, в натянутом луке. Любого мужика первобытные инстинкты заставляют посмотреть, попала ли стрела в цель, будет ли что съесть на ужин. Пока они соображали, где гусь, успел выстрелить Кабану в повернутую скулу, прикрытую кольчужной сеткой, дать шпоры кобыле и, выхватывая щит левой рукой, прикрыться от стрелы пожилого, которую тот выпустил мне в лицо, совершенно игнорируя летящего на него Сулима. Стрела ударила в верхнюю часть моего щита с такой силой, что обитая металлом кромка пришла в соприкосновение с моим шлемом, извлекая из него характерный звук набатного колокола. Жало бронебойной стрелы, вылезая из щита, пробило мне щеку, выбило верхний зуб и порвало десну.

Сулим беспрепятственно двинул щитом пожилого в голову так, что тот слетел с коня. В это же время молодой, видя прикрытое щитом лицо Дмитра, всадил ему стрелу в ногу и попытался, повернув коня, объехать нас и дать стрекача. Но конь Дмитра, налетев грудью на коня молодого, развернутого к нему боком, повалил их обоих на землю. Дмитро, вылетев из седла через голову своего коня, удачно приземлился на молодого, аж у того что-то хрустнуло, и он безвольно откинул голову.

«Северная лиса котенку», — мелькнула в голове странная мысль, похожая на начало радиограммы. Сполз с коня, заткнул языком дырку в щеке и, наклонив голову с открытым ртом, выплевывая обломки зуба и вытекающую кровь, судорожно искал в сумках мешочек с лечебными травами. Сулим тем временем ловко вязал пленников, демонстрируя высокий профессионализм. Пакуя Кабана, он озабоченно сказал:

— Может и не выжить.

Отметил для себя естественную врожденную доброту этого человека, так редко встречающуюся и в это, и в наше время. Если бы мог говорить, с удовольствием бы поправил его. По моему мнению, Кабан точно не выживет, и запакованный пожилой, несмотря на проступающий румянец, тоже. Характер у меня действительно портился.

Заткнув дырку в щеке смесью сушеного мха, паутины и тысячелистника, засунув такую же примочку на место выбитого зуба, пошел лечить Дмитра, который лежал на спине, подняв вверх свою пробитую стрелой ногу. Сулим с огорчением взглянул на молодого, у которого изо рта, пузырясь, вытекала кровь, ловко всадил ему по ходу движения под подбородок кинжал, снизу вверх, вместе со мной подошел к Дмитру. Оперение стрелы Дмитро обломал при падении, Сулим, бегло глянув на стрелу, буркнул мне:

— Держи ногу, — сам ухватился пальцами за скользкое от крови древко, сразу за вылезшим с другой стороны ноги бронебойным наконечником, одним движением выдернул из раны обломок стрелы. Дмитро побледнел и потерял сознание.

— Кость зацепило, — озабоченно буркнул Сулим, разрезая штанину и открывая сквозную рану, с обеих дырок которой нехотя вытекала кровь.

— Кровь выгоняй. — Дав мне ценное и понятное указание, Сулим направился к своему коню.

Массирующими движениями вдоль ствола раны я пытался вытолкнуть максимум крови через обе дыры. Притащив бурдюк с вином, Сулим, набирая вино в рот и припадая губами к каждой дырке по очереди, вдувал вино в канал раны, так что у него глаза лезли на лоб. Разглядывая его измазанное кровью лицо, я подумал: любая киностудия взяла бы его на роль вампира. Черный, сухой, глаза красные, рожа в крови. А как губами к ране присасывается — точно как вампир, который кровь сосет. Если бы я мог, обязательно бы улыбнулся. Наконец он выдохся и, взяв у меня травы и полотно, перевязал ногу.

— Если в рубашке родился, еще станцуешь, — пообещал он очнувшемуся Дмитру. — Нечего нам на дороге стоять, принесет еще кого нечистый.

Сулим ловко забрасывал на коней мертвых и живых. Смотреть на это было одно удовольствие. Перевернув очередного клиента на живот, Сулим, хватал его левой за шиворот — шеломы он поснимал, еще когда паковал их, — правой — за ремень и одним слитным движением закидывал поперек лошади. Опасаясь, что он, увлекшись, примется за нас, мы с Дмитром стали самостоятельно взбираться на лошадей. Помог я ему встать и поддержал, пока он, скрипя зубами, перебрасывал раненую ногу через седло, потом залез сам, стараясь не особо трусить пробитой щекой.

Езда что мне, что Дмитру приносила массу удовольствия, но, к счастью, Сулим быстро доехал до неприметной тропинки, свернул с дороги и, помучив нас еще минут пять, выехал на бережок ручейка, который образовывал небольшую поляну, где начал разбивать лагерь. Пытаясь выдать членораздельные звуки, внушал ему следующую мысль: если он сейчас выедет, то до ночи доберется до атамана и завтра привезет его сюда. А мы и без него потихоньку устроимся. Единственное, попросил помочь снять с пленников доспех, привязать к одному дереву стоя, предварительно примотав руки к туловищу и зафиксировав голову. Пожертвовав своими бронебойными болтами, загонял их в дерево из самострела. Два — чуть выше ушей, обдирая кожу с головы, фиксируя голову по горизонтали. Потом просил Сулима тянуть клиента за чуб вверх, изо всех сил, вгонял два рядом с шеей под нижнюю челюсть, фиксируя по вертикали. Оставалось сильно прижать веревкой голову к стволу на уровне глаз и переносицы, чтоб полностью ее обездвижить. С пожилым вышло все на отлично — аж залюбовался своей работой. С Кабаном были небольшие проблемы. Тупая стрела ударила его в профиль, в верхнюю часть скулы, раздробив глазницу и порвав кожу, затем свернула ему набок нос. Правый глаз вывалился из глазницы и болтался на связках, был цел, но полностью залит кровью, как маленький помидор. Дмитро с испугом отворачивал взгляд от его лица. Сразу видно отсутствие кинематографа: не привык к красочным картинкам. Поэтому Кабану пришлось фиксирующую веревку переместить выше, на уровень лба.

Напоследок попросив Сулима побрить полностью голову пожилому и отобрав у него очень удобный топорик, дал ему понять, что дальше справлюсь сам, а он может отправляться за начальством. Но, умудренный жизненным опытом, Сулим чувствовал беспокойство от таких странных приготовлений.

— Богдан, я тебе не наказ даю, я тебя Христом Богом прошу: не замордуй их за ночь, иначе не сносить нам всем головы. Атаман приедет — сам нас порубит.

Выразив с помощью всех доступных звуков свое возмущение такими подозрениями, поклялся на кресте, что оба живы будут. С сочувствием глядя на пленных, не могущих пошевелиться, Сулим ускакал за подмогой, а мне пришлось продолжать подготовку к бессонной ночи.

Первым делом натаскал хворосту, конем приволок несколько сухих дровин, помня, как холодно под утро в лесу. А ведь прошло еще десять дней в сторону зимы, а не лета. Распалил костер, так чтобы он грел обоих привязанных к дереву. Дать им тихо навеки уснуть от холода не входило в мои планы. Нарубил лапника на одну постель, постелив, положил Дмитра пока отдыхать и мешать кашу в котелке, а сам принялся оборудовать рабочие места. Начал с пожилого, поскольку нужно было многое учесть и экспериментировать.