Леха - Николай Берг

Подошел Середа с пистолетом, потыкал пальцем в кобуру, так и висящую на поясе у Семенова. В кобуре нашелся запасной магазин, тяжеленький такой, с проглядывающими в прорези желтыми бочонками патронов. Повозившись, заменил магазин, подмигнул, повеселев сразу, и спросил:

– Что с собой брать будем? – и кивнул на кучу добра.

Потомок тем временем разложил добро на кучки, затем, в очередной раз подскочив к мотоциклу гусеничному, чем-то заинтересовался и выпал из работы.

Больше всего места занимали катушки с телефонным проводом. Рядом с ними стопкой, друг на друге, стояли три стальных шлема немецких. Сверток с серо-зеленой униформой. Саперная лопатка в чехле. Темно-зеленая сумка с чем-то круглым внутри. Гофрированные футляры от противогазов. Внимание хозяйственного бойца привлекло то, что ремешки были длинные, явно через плечо носить, хорошие ремешки, годные. Три аккуратных свертка камуфлированной пятнистой ткани непривычного вида. Сумка серого брезента, не пустая. Именно из нее Середа галеты с сахаром достал. Какая-то книжка в пестрой обложке. Фляга в суконном чехле с большой странноватой крышкой. Еще три одинаковые сумки с петлями не пойми для чего. Леха с интересом хапнул что-то с сидений задних, оказалось – немалого размера кинжалище странного, но злого вида. Толку от потомка все равно Семенов не ждал – достаточно, чтоб машину вел: ишь, стоит железяка наготове, поуркивает тихо, ждет, когда поедем.

Черт рогатый! Она же бензин тратит! Семенов опять почувствовал себя паршиво, тиканье возобновилось куда громче. Может, сказать потомку, пусть выключит двигло? Нет, не годится, вдруг нагрянут – а мы тут, как тетерка на яйцах. Это Леха может кинжальчиком любоваться, а остальные отлично понимают, что происходит. Именно потому они все очень-очень нервные. У них задницу печет и между ушами на затылке холодно. Мозжечок мерзнет.

Семенова передернуло. Судорожно сглотнул, спросил артиллериста:

– Что берем из этого?

– А все. Потом разберемся. Катушки придется бросить, иначе не поместимся. Остальное – с собой, – скороговоркой протараторил Середа.

– А это что за тряпки? – показал ему на аккуратные свертки камуфляжной ткани.

– Плащ-палатки ихние. – И жестом фокусника артиллерист развернул сверток.

К удивлению Семенова, это оказался треугольный большой кусок пятнистой ткани, с одной стороны – посветлее, с другой – потемнее. Артиллерист повертел немного лоскут в руках, не очень ловко из-за раненой ладони. Попримеривался, потом сунул в разрез посередке голову, выпрямился. Действительно, плащ-палатка. Только голову не прикрывает.

– О, пончо! – брякнул не к месту Леха, поигрывая сверкающим клинком.

– Точно. Еще бы усы и сомбреро – вылитый Эмилиано Сапата, вождь мексиканских трудящихся, – непонятно, но явно в жилу ответил Середа, оглядывая себя.

– Понятно; снимай давай, – сказал хмуро недовольным голосом Семенов.

– Погоди! – остановил его неожиданно потомок.

– Чего? – в один голос удивились красноармейцы.

– Мысль в голову пришла! У нас три плащ-палатки, три каски. Если на себя вы трое их нахлобучите – поди разбери, кто едет. По силуэту немцы не сразу догадаются.

– А ты что? – спросил Середа, явно заинтересовавшись и сразу поняв, что это за незнакомое такое слово – силуэт.

– Я вот эти шмотки надену. Сапоги мне впору, фриц габаритами вроде с меня был. И покатим, как фрицы. И хрен они сообразят! – воодушевленно сказал Леха.

– А годно! – одобрил Семенов.

– Вообще-то ношение не своей формы по законам военного времени карается расстрелом или повешением. Мы, получается, диверсионистами становимся, – задумался вдруг артиллерист.

– У лошадей, бывает, селезенка ёкает, – ядовито заметил Семенов.

– Это ты к чему?

– А ты сейчас как та лошадь. Только головой екнулся, – не менее ядовито ответил боец, – забыл, что нам и так уже капец?

– Ну да, точно, – спохватился Середа и, поспешно нахлобучив на голову каску, спросил: – Похож я на ганса?

– Вылитый. Давай показывай, как эту вещь напяливать, – поторопил его Семенов, у которого тиканье утекающего времени сложилось с урчанием сгорающего зря бензина.

Стараясь не думать о том, что, возможно, они неправильно эту плащ-палатку надевают и любой фриц это заметит, Семенов влез в странно пахнущую чужим запахом одежку и поспешил сменить Жанаева. Хотел было и каску нахлобучить, потом подумал, что бурят с нервов расшатанных может пальнуть сгоряча, именно увидев вместо своего знакомого товарища чужой… этот, как его… во – силуэт.

Бурят и впрямь удивился. Отдал теплую винтовку и враскоряку, но шустро двинул к машине. Как ни напрягал слух Семенов – все было тихо, только мотор ворчал да брякнули тихо чем-то бойцы пару раз. Провозились они минут десять. Куда дольше, чем он предполагал, и Семенов весь извелся, не понимая, чем они там заняты. Наконец послышались шаги и из кустов высунулась немецкая каска, немного диковато выглядевшая в сочетании с азиатской мордой Жанаева. То, что бурят воодушевленно сосет вонючую сигаретку и улыбается во весь рот, красноармеец разглядел уже потом.

Леха удивил своим видом. Вместо растяпистого потомка стоял вполне себе германский солдат – в пилотке, не пойми откуда взявшихся мотоциклистских очках, скрывающих пол-лица, немецком кителе, но почему-то в советских солдатских ботинках. Вот артиллерист был в немецких портках и сапогах. Также удивило то, что, пока Семенов караулил, ребята ухитрились разместить практически все имущество, развесив его на агрегате, отчего гусеничный мотоцикл стал еще внушительнее. А на полянке остались только три непривычного вида противогаза да банки к ним.

– Мы готовы! Бери каску – и рванули. Вы с Жанаевым сзади на сидушках, а я за Лешей сяду, – почему-то воодушевленно и радостно заявил Середа.

Леха тоже весело лыбился.

Покосившись на него, Семенов напялил глубокую и непривычную каску на свою башку.

Глянул на Середу. Тот протягивал ему открытую круглую коробочку из светлого картона. В ней сиротливо лежал ломтик темного шоколада.

– Вот, слопай! Летный шоколад! Твоя порция!

Боец машинально закинул темно-коричневый треугольничек в рот. Разжевал горько-сладкое, садясь на мягкое и неожиданно удобное сиденье рядом с бурятом.

– Есть мысля сначала дернуть немцам в тыл, там они нас не ждут. Подумают ведь они как? Что мы к своим рванем. На восток. Там и будут ждать. А мы – на запад, малой кровью, на территорию противника! А как выйдем подальше – проскочим петлей обратно, – уверенно и воодушевленно заявил артиллерист.

– Годится!.. – с набитым ртом пробурчал в ответ Семенов, и машина опять бойко залопотала игрушечными гусеничками по дороге.

Когда я увидел Карла, валяющегося на земле, и этих унтерменшей[56], шарящих у машины, то даже немного оторопел. Впрочем, если бы не этот сопляк, Макс, который, пыхтя и не глядя никуда, кроме как под ноги себе, топал следом… Винтовка сама скользнула в руку, привычно – все же опыт польской и западной кампании для меня не прошел даром. Но изготовиться я не успел – этот болван Макс толкнул меня в спину, и я сам чуть не упал, едва удержался, почти уткнувшись стволом винтовки в землю. А когда поднял голову – это животное уже неумело целилось в нас из пистолета Карла. Поросячье дерьмо, чтоб тебе… Захлопали пистолетные выстрелы, посыпались листья с кустов…