По битому стеклу - Агата Озолс

— Да понял я, по-дурацки придумано. Но это была моя последняя надежда.

— Ладно, проехали. На работу ты меня поэтому взял? Не вышло купить, решил соблазнить?

— Да какой из меня соблазнитель, — махнул рукой Плетнев. — Ты будешь смеяться, но я никогда не изменял своей жене.

— Не буду. Я тоже мужу не изменяла, — возразила я, и вдруг меня осенила догадка: — Подожди, Марина что, тебе изменила?

— Что? Нет, не изменила. А впрочем, не знаю. Мне неинтересна ее личная жизнь. Пойми, она давно уже чужой для меня человек.

— Виктор, — я впервые назвала его по имени, — что же между вами такого произошло?

— Ядя, — Плетнев тоже впервые ласково сократил мое имя, — я не могу тебе этого сказать. Это только между нами, между мной и Мариной. Да, мы стали чужими, и я ничего к ней не чувствую, но не могу ее предать. Ради тех лет, что мы были настоящей семьей, любили друг друга, — не могу. Да и не об этом сейчас речь.

— Извини, продолжай.

— Когда ты послала меня к черту, меня будто пыльным мешком по голове ударило. И я посмотрел на тебя внимательнее. Заинтересовался. И понял, как ошибся. Ты совершенно не такая, как Марина. Ты живая, цельная, настоящая.

— А Марина искусственная? — спросила с сарказмом.

— Да, именно, что искусственная. Такие, как Марина, они не настоящие. И живя рядом с такой, как Марина, тоже становишься ненастоящим. Будто персонаж из комикса, — ответил Плетнев и замолчал.

Полез во внутренний карман смокинга, достал пату сигарет.

— Я закурю, ты не против?

— Нет, кури.

— Я взял тебя на работу, чтобы узнать поближе, — продолжил, затягиваясь сигаретой. — И чтобы ты меня узнала.

— Хотел произвести впечатление?

— Обязательно. Понравится хотел.

— Ты своего добился, — сказала я.

— Понравился? — серьезно спросил Плетнев.

— Понравился, — так же серьезно ответила я.

— Это хорошо.

— А что теперь? Что будет дальше?

— А теперь вся моя затея кажется мне бредом сумасшедшего, — ответил Плетнев.

— Передумал разводится? — пошутила я.

— Теперь я хочу развестись, чтобы быть с тобой, — просто ответил он.

— Не слишком ли громкое заявление?

— Ядя, я давно не мальчик. Значительная часть жизни прожита, и нет у меня времени на бессмысленные игры. Понимаешь? Я хочу быть с тобой. По-настоящему. Чтобы просыпаться с тобой в одной постели, готовить завтрак, делиться планами на день. Скучать по тебе днем и ехать к тебе после работы, предвкушая, как мы проведем вечер. Чтобы вместе путешествовать по свету, подниматься на вот эти башни, плавать в океане, гулять по музеям.

Я слушала его и представляла себе нашу возможную совместную жизнь. Вдруг почему-то вспомнила, как Плетнев стоял в магазине в отделе детского питания.

— Ходить по магазинам, — задумчиво продолжила я, а Плетнев кивнул, — воспитывать детей.

— Если бог даст нам детей, я буду счастлив, — сказал Плетнев. — У меня нет детей, у тебя тоже. Возможно, это судьба.

И все испортил. Потому что я совершенно точно знала, что никакой судьбы нет. Есть только я и мужчина, которому я должна отомстить.

Волшебство растаяло, будто и не было его вовсе. Я пришла в себя и вполне осознанно сказала, переплетая свои пальцы с пальцами Плетнева:

— Я тоже этого хочу.

Он глубоко вздохнул и громко выдохнул, сжал мои пальцы, поднес к губам и перецеловал каждый пальчик. Медленно, обводя жарким языком каждую фалангу, слегка прикусывая нежную кожу.

Я замерла, пытаясь осмыслить свои ощущения. Странно, но мне не было неприятно.

«Это просто физиология», — успокоила себя. — «У меня давно не было мужчины».

— Вернемся в Москву, — прошептал Плетнев мне в ладонь, — и я подам на развод. Ты мне веришь?

— Верю, — я погладила его по голове свободной рукой, запуская пальцы в короткие волосы.

— Марина будет против, но я своего добьюсь. Дам ей хорошие отступные. Она побесится, но в итоге согласится. Слышишь?

— Слышу.

— Я все сделаю, чтобы быть с тобой.

Он собирался еще что-то сказать, но я решила, что пришла пора сменить декорации. Не отрывая руки от его лица, поднялась со скамейки.

— Пойдем.

— Куда? — не понял Плетнев.

— Ты же не собираешься ночевать на скамейке в парке? — спросила, проглаживая подушечками пальцев его рот.

— Нет, не собираюсь, — ответил Плетнев, ловя губами мои пальцы.

— Вот и я не собираюсь.

Плетнев встал и посмотрел мне в глаза.

— Ты уверена?

— Я абсолютна уверена, — кивнула в ответ. — Пойдем.

И мы пошли в отель.

Никогда в моей жизни не было роскошных номеров пятизвездочных отелей, куда бы я поднималась с мужчиной. То есть отели были, и номера были, и даже мужчины были. Но все по-отдельности. Вместе — впервые.

Пока мы поднимались в лифте, я размышляла о том, что в происходящем сейчас со мной есть что-то волнующе — порочное. И даже не само действие, ради которого мы шли в номер Плетнева, а скорее — чувство предвкушения того, что должно произойти. А может, я все сама себе сочинила, и это говорило во мне выпитое шампанское?

Я украдкой посмотрела на Плетнева — мне показалось, или он тоже раздумывал о чем-то похожем? Нет, глупость. У мужчин все гораздо проще — привлекательная женщина, свободный вечер, немного алкоголя. Жена, опять-таки, на другом конце света, а учитывая разницу во времени, она даже звонить не будет.

Я, признаться честно, не совсем верила во все его разговоры о намерении развестись и желании быть со мной. Но его признания давали мне шанс, и я намеревалась воспользоваться этим шансом на все сто процентов. Даже если Плетнев приукрасил свои чувства и планы, я постараюсь сделать его ложь своей правдой. Как там в песне? Мы рождены, чтоб сказку сделать былью. Вперед, Ядвига.

На пороге я на миг замешкалась, мелькнула мысль отказаться от своей затеи, и Плетнев чутко уловил мои сомнения.

— Если ты передумала, я просто провожу тебя в твой номер, — тут же отреагировал он.

С его стороны это было благородно, но я отчего-то разозлилась. Нет, не верила я в его искренность. Пыталась понять, во что он играет. И, если предположить, что все это действительно игра, и сейчас Плетнев делает очередной продуманный ход, то я поломаю его игру. Не отступлю.

Поэтому не стала ничего говорить, только приподнялась на цыпочки и поцеловала твердые мужские губы. Это был даже не поцелуй, а так, легкое касание, безмолвный ответ на слова Плетнева. И он его принял. Прижал меня к себе, углубляя поцелуй и буквально втащил в гостиничный номер.