Кинжал Зигфрида - Наталья Солнцева

– Куда ехать-то? – спросил таксист. – Вспомнила, девушка?

Таисия непослушными губами назвала улицу и номер дома – не того, где Михаил снял квартиру, а соседнего. Незнакомым людям лучше не знать ее адреса. Мало ли что у них на уме?

Машина остановилась во дворе под кленом, листья дерева блестели в свете фар. Пассажирка наотрез отказалась от помощи, и парень в военной форме обиженно захлопнул за ней дверцу такси. Дождь утихал, от падающих капель в лужах образовывались пузыри. Потоки воды с журчанием устремлялись вдоль бордюров под уклон.

– Все-таки она головой ударилась, – пробормотал водитель, разворачиваясь. – Или обкуренная.

– Нет, не похоже. Беременная, наверное.

Он проводил взглядом темную фигурку молодой женщины, которая скрылась в подъезде, тяжело вздохнул.

– Давай на Орловскую, гони!

Деревня Камка

Михаил связал «бесу» руки и спустил в пустой заброшенный погреб.

Гнилые ступеньки лестницы чудом выдержали двух дюжих мужчин. Благо пленник не упирался. В погребе стояла затхлая сырость, валялись старые доски и жестяное ведро без ручки. В углублении у одной из стен накопилась вода – каждую осень и весну погреба в Камке подтапливало.

Осветив лицо пленника, инженер присвистнул:

– Вот так рыбка попалась! Никак сам душегуб Ивашка Стариков!

– Откуда знаешь?

– Тебя теперь каждая лягушка на болотах знает.

– Ты кто, мент?

– Народный дружинник!

– Не мент, значит. Слава богу…

Молодой егерь, заросший недельной щетиной, опустился на черные доски и прислонился спиной к стене, зыркая исподлобья шалыми глазами. Фонарь слепил его, и лица Михаила не было видно в темноте.

– Голод не тетка, – задумчиво констатировал тот. – Яичницы захотелось?

– А то…

Никакого оружия, кроме ржавого ножа, видимо, подобранного среди хлама в пустых жилищах, при беглеце не обнаружилось. Ружье он в панике прихватить не догадался и теперь вынужден был питаться подножным кормом. А какие сейчас в лесу ягоды и грибы? Украсть удавалось немного, страх заставлял егеря прятаться, чтобы, не дай бог, не попасться в руки милиции. В каждом человеке он видел если не стража порядка, то стукача, кровно заинтересованного в том, чтобы засадить его за решетку.

– За что ж ты напарника своего порешил, парень?

– Не знаю…

– Видать, бес попутал?

– Ага! – тряхнул чубатой головой Иван и зажмурился от боли: Михаил здорово огрел его по затылку, до сих пор в глазах темно.

– Я тебя запру здесь, а утром в милицию сдам.

Пленник дернулся и, получив удар по лодыжке, взвыл:

– А-а-а-а! Ты чего?! Я ж тебя не трогал! Отпусти, Христа ради! Я в лес уйду, далеко!

Михаил вытащил из кармана вязаную шапочку и натянул на голову егеря до самого подбородка.

– З-зачем? – испугался тот.

– Кончать тебя буду.

– Не надо! Не надо! – взмолился Стариков. – Не бери грех на душу! Выпусти меня, я в лес уйду!

Из-под шапочки его голос звучал глуше и жалобней.

– Да не бойся. Шапку я на тебя надел, чтобы ты не сбежал. А то глаза к темноте привыкнут, начнешь искать доску с гвоздем или железку, пожалуй, еще развяжешься.

– Отпусти-и меня-я-а… – заскулил пленник. – Не виноват я… Дядька Макар мне как родной был. Сам не пойму, что на меня нашло-о… Нечистая сила вселилась! Не веришь, да? А ты поверь… Поверь!

– Ты убийца. Вдруг еще кого-нибудь жизни лишишь? Старушек вон напугал до смерти.

– Нет… нет… клянусь! Богом клянусь! Здоровьем матери! Монашек я пугать не хотел – голод замучил. Я уходить собирался, дождь пережидал.

– По сараям прятался?

– В сене спал, – признался пленник. – Ночью-то холодно. Здешние собаки к чужим привыкли, они всех подряд облаивают и ко всем ластятся. Отпусти меня…

Михаил молчал, что-то обдумывал.

– Почему на заброшенном хуторе не поселился? – после паузы спросил он. – Там людей вовсе нет. В хибарах на болоте мог бы спать. В такую погоду они пустуют. Ты ж здесь каждую кочку знаешь.

– Боязно мне.

– Чего ж ты боишься? Сам человека убил, это тебя бояться надо.

– В округе призрак бродит… бог войны! – выпалил Стариков. – Я его раз увидел, у меня волосы дыбом встали. Черный весь, как глыба… Не идет, а плывет над землей, молнии из глаз пускает!

– Врешь, – не поверил Михаил. – Какие еще молнии?

– Истинный крест! В длинном плаще, на голове то ли капюшон, то ли колпак. Повернулся в мою сторону и к месту пригвоздил. Мои ноги враз в земле увязли – ни вперед, ни назад. Жуть!

– Может, это рыбак был в прорезиненном плаще.

– Что я, рыбаков не видел? Говорю же – призрак! – Пленник двинул ногой и застонал. – Ты мне кость перебил! Живодер.

– Цела твоя кость. Но менты тебя отметелят как положено! Не завидую. Они по лесу набегались, комарье их жрало, теперь на тебе отыграются. Почему не сдался?

– Так ведь посадят.

С этим было трудно спорить.

– А я никого убивать не хотел, – взахлеб оправдывался Иван. – Я даже не помню ничего! Мы с дядей Макаром выпили много, и я уснул. Проснулся… а он… мертвый. И мой нож у него в спине торчит.

Михаил молчал.

– Клянусь, так и было!

– Если будешь врать, сдам ментам, – пригрозил он егерю. – Говори как на духу.

– А если я все выложу, отпустишь?

– Подумаю.

Пленник тяжело дышал, будто долго бежал по лесу без отдыха.

– Я правду сказал, – выдавил он. – Как убивал – не помню. Хоть режь! Это был не я.

– А кто же?

– Злой дух, который в меня вселился. Хочешь – верь, хочешь – нет. У нас с дядей Макаром черная полоса пошла, невезуха сплошная. Денег нет, крыша течет, зверье подкармливать нечем. Чувак один из города приехал на охоту – заблудился и пропал. Утоп или забрел куда не надо, в старую волчью яму угодил. Сейчас-то волков мало, но раньше попадались. Или, может, сбежал. Это все Грибовы! Они нам денег пообещали за то, что мы устроим москвичу кабанью охоту – не настоящую, а так, понарошку. А он возьми и сгинь.

– Куда ж он делся?

– Черт его знает! Как сквозь землю провалился. Я думаю, его монашка в топь заманила, – вздохнул пленник.

– Еще один призрак. Опять врешь? Вы, наверное, убили приезжего, деньги забрали себе, а тело в болоте утопили.

– Да что мы, злодеи какие? – возмутился Стариков. – Зачем нам человека убивать зазря? Нечистую силу наружу выпустили, вот и начались черные дела. Нельзя покойников грабить, их сон нарушать. Дядя Макар правильно говорил, что с тех пор, как могилы потревожили, этот бог войны и появился.