Золушки из трактира на площади - Лесса Каури

– Пресвятые тапочки! – жалобно воскликнул он. – Да что это со мной такое!

– И что с тобой такое, Пит? – поинтересовалась Бруни, сняв с плиты томящееся жаркое, чтобы не подгорело. Взяла тряпку и, присев на корточки, занялась осушением луж.

Двигаясь осторожно, словно по льду, Конох поднял с пола сковороду и положил в чан с грязной посудой. Поставил на место табуретку. Отобрал у удивленной хозяйки тряпку и принялся старательно вытирать пол.

– Волнуюсь я, Матушка Бруни, вот что со мной такое! – буркнул он, не глядя на нее. – Виеленна сказала, будто вы помощника мастеру Пипу ищете.

– Ищу, – подтвердила она, занявшись мытьем сковородки.

– Ежели я к вам попрошусь – возьмете?

Голос Питера звучал с таким отчаянием, что Бруни, забыв про сковороду, повернулась к нему. Молотобоец смотрел на нее со страхом и надеждой – странное сочетание для молодца, способного ударом кулака сбить с ног годовалого бычка.

– И что ты умеешь готовить? – осторожно спросила она, не надеясь услышать что-нибудь вразумительное.

– Я дома хлеб пеку! Маменька любит свежую выпечку. А я обожаю тесто месить! Оно такое мягкое, приятное делается. К рукам льнет… ну чисто щеночек! – признался Питер и покраснел.

– Это замечательно, – ободрила его Бруни. – Но, может быть, ты просто хочешь быть ближе к Виеленне? Я-то могу закрыть на это глаза, только вот Пиппо никаких шалостей на кухне не терпит. Для него приготовление пищи не просто любимое дело, но и святая обязанность. Святая – понимаешь?

– Отчего ж не понять? – обиделся подмастерье. – Когда дело захватывает по самые шестеренки, не до шалостей и не до любовей! Ой… – он покраснел еще гуще, поняв, что ляпнул не то.

Матушка прыснула в кулак, как девчонка. Однако тут же сделала серьезное лицо.

– Ты – взрослый парень, Питер, подмастерье уже. А Пип будет тебя шпынять, как самого распоследнего поваренка. И на похвалы он не горазд, сразу предупреждаю. Готов ты к этому?

– Вы мою маменьку в гневе не видели! – воскликнул Конох. – А если бы видели – такого ни в жизнь не сказали бы! Я, Матушка Бруни, хороший молотобоец, правда. И нынешний хозяин мной доволен, только вот душа давно другого просит! Хочу своими руками, вот этими… – он потряс в воздухе ладонями, больше похожими на лопаты, – людей кормить так, чтобы они добавки просили! Да и сам грешен, – Питер смущенно поводил носком сапога по полу, – люблю вкусно покушать!

– Ну хорошо, – сдалась Бруни, – но помнишь ли ты, что твой соблазн всегда будет рядом стоять, за рукав дергать?

Молотобоец нахмурился, соображая.

– Вы про выпивку, что ли? – догадался он наконец. – Завязано с этим, хозяйка! Я же маменькой клялся!

Это «хозяйка» окончательно примирило Матушку с новым «поваренком». Осталось только убедить Пипа в правильности выбора.

Оговорив с Питером размер жалованья, Бруни отпустила его восвояси. Проследила, улыбаясь и вздыхая одновременно, как он подхватил на руки Виеленну вместе с подносом, полным грязной посуды, и подкинул к потолку. И как потом они вместе собирали с пола осколки.

– Зря вы его взяли, – неодобрительно заметила Ровенна, останавливаясь рядом. – Не дождетесь боле порядка в трактире!

– Не спеши укорять, – покачала головой Матушка и повернулась к старой служанке, – лучше скажи мне, не одиноко тебе в вашем доме после ухода сестры? Переезжай ко мне! Здесь все равно пустует комната на первом этаже.

Та переминалась с ноги на ногу, словно в пределе досягаемости появился господин благородных кровей. И молчала.

– Ну что скажешь, Ровен? – не выдержала Бруни. – А дом можешь сдавать – деньги неплохие получатся!

– Простите меня, – ответила та, – но я лучше там останусь.

– Ты меня не стеснишь! – воскликнула Матушка. – Наоборот, вдвоем веселее время коротать!

– Не в этом дело, – с трудом подбирая слова, продолжала старшая Гретель. – Хорошо мне дома одной, понимаете? Я сама себе хозяйка!

Бруни внимательно посмотрела на нее. Ровенна не имела привычки врать. Да и видно было, что служанка говорит правду, а если и смущается, так только от излишней откровенности.

– Тогда славно, – улыбнулась Матушка, взяв ее руки в свои и пожав, – я очень рада за тебя и за твой покой!

Слабая улыбка тронула бледные губы Ровен.

– Я знала – вы поймете! – кивнула она.

И Бруни вдруг увидела в ней себя – через пару десятков лет. Женщину, для которой одиночество стало братом, любовником, мужем… Она до крови прикусила губу и вернулась к плите. Сделанного не воротишь! Не построишь счастья на чужом горе, но – подарив будущее Каю, она осталась честна перед собой. И когда придет черед предстать перед Богиней, ей не придется прятать от нее взгляд и подыскивать слова для описания своей жизни.

Ближе к вечеру зашли на ужин Туча Клози и мастер Висту. Поспешили расцепить руки за порогом, шагнули церемонно, будто не в трактир, а в храм. К еде заказали вина и сладостей. Матушка впервые видела Клозильду, но не слышала. Всегда громкий голос нынче не гремел на весь зал, а журчал спокойным ручейком и был слышим лишь тем, кому предназначался.

Посетители шумно обсуждали произошедшее со старым домом на границе кварталов, выдвигали версии случившегося, настолько противоречащие действительности, что Бруни, из кухни слышавшая их краем уха, диву давалась. В результате спорщики чуть не подрались. Пришлось вмешаться старшей Гретель, обозвать всех детьми Аркаеша и пообещать больше не подавать пива и морса.

Хлопнула задняя дверь. С лестницы донесся топоток. Матушка успела заметить черную косу, мелькнувшую в дверях: в университете оборотней обязали носить единообразные прически, которые не отвлекали от занятий. Кликнув Ровенну встать у плиты, она поднялась в комнату Веся.

Оборотень, морщась и шипя, смывал кровь с разодранного в клочья уха. Ахнув, она бросилась к нему, взяла кусок полотна, крепко зажала на ране. Весь бросил на нее извиняющийся взгляд и пожал плечами, будто показывая, что сказать ему нечего.

– Кто это тебя так? – поинтересовалась Бруни.

Мальчишка невольно оскалил зубы.

– Есть у нас в группе один такой… Из богатеньких… Закас Зинур из Рыжих сонь.

– Из Рыжих сонь? – не сдержала улыбки Матушка. – Это из белок, что ли?

Весь засмеялся, несмотря на боль.

– Ну ты, Бруни, скажешь тоже – из белок!

– Подержи полотнище… У меня где-то целительный свиток был!

Оборотень поморщился.

– Не надо мне! Он же денег, небось, стоит! Само пройдет, вот увидишь. Через пару дней буду как новенький.

– Шрамы останутся! – сожалела Матушка.

– Настоящих мужчин шрамы украшают! – раздалось с порога.

Лихай Торхаш появился в комнате, подошел ближе, отогнул полотно от уха Веся. Кровь уже не текла – сочилась сукровицей. Из-за этого вся правая половина головы мальчишки покрылась засыхающей кровяной коркой.