Держава под Зверем - Илья Бриз

Мы же… Даже если мы ничего больше не сделаем, можно считать проект «Зверь» на сто, нет, на тысячу процентов успешным. Двадцать шесть миллионов жизней советских людей[52]— это много. Это очень много. А сейчас… Заперлись в кабинете Синельникова на Лубянке и пили. За окном расцветали пышные султаны фейерверков праздничного салюта. Тысяча артиллерийских орудий[53]ПВО стреляли специальными снарядами в небо Москвы. Разноцветные отсветы играли на наших лицах, бутылках и граненых стаканах. А мы с Егором пили. Он, наверное, взял пример с Викентьева. Огромный холодильник стоял за шторкой в углу кабинета. Мы пили холодную водку стаканами и не могли опьянеть. Пили, вспоминали, как все это было, и снова пили. За гениев Димку и Кольку, за Юрку Викентьева, который мгновенно сообразил, что из дикого эксперимента молодых ученых может получиться, и возглавил проект, за Ольгу Шлоссер, которая продолжила дело отца и как при этом здорово справилась. За Катеньку Зосницкую-Викентьеву, умницу, столько сделавшую для нас всех. За сотни инженеров, работавших в «Звере». И тысячи, которые работали на проект, не зная этого. Это они модернизировали послевоенную технику того мира методами двадцать первого века. Модернизировали так, что она стала лучше, надежней и проще в изготовлении. Дешевле, в конце концов. Даже за руководство ФСБ и Российской Федерации выпили. Ведь, пусть они для себя усердствовали, но организовали проект и дали нам возможность нормально работать. Ну, за себя тоже немного приняли. Все-таки мы немало поработали. Для Егора это было больше трех лет непрерывной работы не за страх, а за совесть. Да и я более-менее постарался. За наших девчонок выпили. Ну куда же мы без них?! Когда в дверь стучались, мы немного, но достаточно громко ругались, и с той стороны сразу же успокаивались. Впрочем, за наших ребят здесь мы тоже выпили. И даже спели. А уж за Лаврентия Павловича приняли прилично! Кажется, мы впервые в этом мире сумели надраться. Совсем ненадолго. Главное — это качественно закусывать…

* * *

— В принципе, все, что ты собрался делать, я уже понял, — Берия, как всегда, был строг, деловит и собран. — Не скажу, что со всем согласен, но, вероятно, тебе видней. Сейчас меня интересует только одно: как конкретно ты собираешься поступить с членами партии?

Какой партии — он пояснять не стал.

— А никак, — я достал сигареты и закурил, — все будет зависеть от позиции каждого отдельного коммуниста. Точнее, не от позиции, а от действий. Если не будут мешать нам строить светлое будущее, — усмешка, надеюсь, достаточно точно объясняла мое отношение к этому термину, — пусть думают, о чем хотят. А вот если будут мешать на словах или, хуже того, саботировать, тогда это уже ваша забота, Лаврентий Павлович, — лучшего министра внутренних дел мне не найти, это точно, — и Синельникова. В общем-то, разобраться, кто с нами, а кто не очень, будет достаточно просто. Кто примет Присягу Гражданина — тот наш.

— Что за присягу?

— Надо будет подобрать такой текст, чтобы годился и для армии, и для мирной жизни. Не принявший присягу — не гражданин, а только подданный Страны Советов. Следовательно, не имеет избирательных прав и права на ношение оружия. Не может работать в государственных организациях на самой маленькой руководящей должности. Мы просто закрепим права и обязанности граждан. Что-то типа кодекса строителя коммунизма.

— Подожди, — Берия был явно удивлен, здесь этот кодекс еще даже не придумали, но текст его был маршалу известен из того документа, — ты хочешь, с одной стороны, запретить компартию, а с другой — возложить нравственную ответственность за лучшее будущее на весь народ?

— Ну, во-первых, не только КПСС, а потом… Лаврентий Павлович, ну не сможем мы вдвоем, ладно, втроем — Синельников ведь с нами — построить это лучшее будущее. Работать должны над этим все. Принимать важные решения — тоже все. Следовательно, и отвечать за содеянное будем вместе. Каждый на своем уровне. Соответственно образованию, таланту и своей работе.

— А вот сам аппарат КПСС, — после некоторой паузы продолжил я, — старую гвардию придется убрать на всех уровнях. Причем основную чистку сделаем именно на уровне низовых партийных организаций и в среднем звене. Нет, — остановил я порывавшегося что-то сказать Берию, — нет, не физически убирать, а вычистить их из аппарата. Достойные пойдут в государственные органы власти. Те, кто не очень… Ну, без работы не останется никто. У нас достаточно приличный недостаток грамотных специалистов на всех уровнях народного хозяйства.

Маршал задумался. Я курил и уже понимал, что все получилось. Что Берия все понял и смирился с грядущим роспуском партии. Лучшее от нее мы и так возьмем, а плохое уйдет вместе с ней.

— По сути, ты собрался весь народ в одну партию загнать?

— Ни в коем случае! Более того, мы должны не только заявить в Конституции, но и подтвердить делом, что закон будет защищать все население Советского Союза одинаково, вне зависимости от того, гражданин он или только подданный. А вот ответственность за нарушение закона будет разная. Для гражданина — более серьезная. Нам ведь еще предстоит тяжелейшая борьба с коррупцией. А в предлагаемом устройстве власти взяточниками могут быть только граждане. Ну и… В конце концов все будут начинать именно с подданства, ведь присягу сможет давать только совершеннолетний.

Берия задумался, а затем неожиданно улыбнулся:

— Давать присягу? Не принимать?

— Именно! — я ответил своему старшему другу такой же открытой улыбкой.

* * *

Броня крепка, и танки наши быстры,

И наши люди мужеством полны.

В строю стоят советские танкисты -

Своей великой Родины сыны.

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,

Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин,

И первый маршал в бой нас поведет.

Т-55, свежеокрашенные, но с выщербинами на броне, шли и шли стройными рядами по Красной площади. Стабилизаторы пушек были включены, и стволы были направлены строго вперед, несмотря на покачивания грозных машин. Не знаю, кто режиссировал Парад Победы, но было задумано все очень здорово. Ничуть не хуже, чем на Первое мая здесь же с жутко устаревшей техникой. Отличные танки к параду специально не готовили. На торжественное прохождение пришли только участвовавшие в боевых действиях машины. Нет, знамена поверженных врагов к подножию Мавзолея, на трибуне которого я стоял, никто не бросал. Не было у нас больше врагов. Поочередно шла техника и стройные ряды воинов в парадной форме. Я держал ладонь у виска, отдавая честь героям Великой Освободительной войны, а они… Они отдавали честь не мне, а отцу. Каждое подразделение останавливалось строго напротив могилы Иосифа Виссарионовича Сталина и замирало ровно на шестьдесят секунд, склонив свое знамя к мраморной плите. Только после этой минуты памяти и почтения войска двигались дальше.