СССР при Брежневе. Правда великой эпохи - Димитрий Чураков

Отражением происходящих миграционных потоков становится не только численный рост городских жителей, но и увеличение доли горожан в социальной структуре. В начале 1970-х годов рабочие составляли 57,4 % населения страны, 22,1 % – интеллигенция и служащие, 20,5 % – колхозное крестьянство. К середине 1980-х картина выглядела иначе: количество рабочих увеличилось до 61,8 %, интеллигенция и служащие составляли уже 26,2 %, в то время как удельный вес крестьянства упал до 12 %. Столь бурный переход от аграрной к городской цивилизации сопровождался разрушением прежних культурных и нравственных ориентиров, в то время как возникновение и укоренение новых требовало продолжительного времени и не поспевало за потребностями общества. Болезненный сам по себе, этот процесс накладывался на девальвацию официальной идеологии80. Это служило питательной средой роста бездуховности, а вслед за этим – различных антисоциальных форм поведения, таких как алкоголизм, хулиганство, преступность и др., несмотря на постоянные кампании по борьбе с пьянством, употребление алкоголя в стране поднялось по сравнению с 1960 годом в два раза, составив в среднем 17–18 л (в переводе на чистый спирт). На учете состояло около 2 млн алкоголиков. В одном только 1978 году свыше 6 млн человек попали в вытрезвители. Если в 1966 году число преступлений на 100 тыс. чел. составляло 380, то в 1978 году – уже 503.

Одним из позитивных последствий перехода к городскому обществу можно считать повышение образовательного уровня населения. В первой половине 1980-х годов около 40 % горожан имели высшее образование. Людям стало проще посещать театры, музеи, выставочные залы. Просмотр фильмов в кинотеатрах превращается в обыденное явление. Расширяется сеть клубов и обществ по интересам. На более высоком уровне в городах можно было организовать библиотечное дело. Преимущества городского образа жизни следует назвать среди важнейших причин усиления отмеченных выше миграционных процессов. Молодые люди, не сумевшие найти себе место в родных местах, желавшие повысить свой социальный статус и жить в более комфортабельных условиях, ежегодно устремлялись в города, преимущественно пополняя ряды рабочих, что позволяло директорам не очень-то заботиться о внедрении в производство новых технологий, в результате чего даже на рубеже 1970-1980-х годов до 40 % промышленных рабочих были заняты ручным и неквалифицированным трудом. Зато дети вчерашних выходцев из деревни стремились поступить в вуз и выбиться в категорию интеллигенции или служащих. Отдельные слои интеллигенции и служащих действительно хорошо оплачивались и в имущественном плане составляли верхнюю ступень советского общества, в связи с чем некоторые исследователи пишут о новом сословии или даже классе – номенклатуре. Выгодным в те годы становилось также трудоустройство в сфере снабжения и услуг. В условиях дефицита близость к источникам распределения и «блат» играли не менее важную роль, чем деньги, а иногда и большую. В городах идет процесс зарождения социальных групп, связанных с теневой экономикой.

Обезлюдение и старение советской деревни сокращали трудовые ресурсы в аграрном секторе – лишь немногим более десяти процентов выпускников сельских школ оставались трудиться в колхозах и совхозах, а около трети населения составляли люди пенсионного возраста. Такая демографическая ситуация отнюдь не способствовала успешному реформированию села. Сами реформы, проводившиеся в те годы, далеко не всегда соотносились с экономическим положение в деревне и, еще реже, с социально-психологическими особенностями сельских жителей.

Крайней противоречивостью, к примеру, отличалась кампания по укрупнению сел и деревень и ликвидации «неперспективных», к котором в середине 1970-х годов было отнесено примерно три четверти населенных пунктов в сельской местности (или 114 тыс. из 143 тыс.). Центральные усадьбы сельхозпредприятий, куда людей переселяли в дома городского типа, чаще всего оказывались своеобразными перевалочными пунктами на пути в город. Теряя связь с землей, лишаясь возможности вести личное приусадебное хозяйство, вчерашний крестьянин не видел смысла задерживаться в новых неблагоустроенных поселках с неразвитой инфраструктурой и спешил в крупные городские центры. Проблема, к счастью, была осознана, и в 1980 году от практики деления сел на перспективные и неперспективные отказались, а в некоторых районах даже началось обратное движение. В частности, в Московской области решено было вернуть к жизни 3,5 тыс. опустевших деревень. Но тут грянула горбачевская «катастройка», и русская деревня была ввергнута в еще большие бедствия.

Вместе с тем суждения некоторых современных авторов, что исход русского крестьянства в города явился исключительно следствием действий советского режима, уделявшего приоритетное внимание тяжелой промышленности и проводившего политику «раскрестьянивания», явно грешат упрощенчеством. Не отрицая специфики и болезненности протекавших в этой сфере процессов, вызванных неумелыми мероприятиями властей, невозможно все же не увидеть, что абсолютно аналогичный этап массовой аграрной миграции в промышленные и культурные центры в своем развитии проходили все индустриальные страны: будь то на Востоке, или на Западе Европы81. Учитывая эти и другие явления, в том числе рост интеллигенции, людей, занятых в сфере услуг, прослойки менеджеров и «белых воротничков» и др., можно утверждать, что социальная структура, сложившаяся в СССР, в своих основных параметрах в целом соответствовала социальной структуре раннего постиндустриального общества и могла служить базой дальнейшего поступательного развития страны. Но для этого требовалось более оперативно реагировать на присущие данному этапу развития общества противоречия и активнее преодолевать закостеневшие общественные отношения, характерные для периода мобилизационно-индустриального рывка 1930—1950-х годов.

В целом позитивные результаты, достигнутые в экономике, а кроме того, сам по себе факт исключительного по протяженности мирного развития страны, позволили советскому руководству уделять гораздо большее внимание, чем когда бы то ни было прежде, социальной сфере. Несмотря на невозможность в одночасье переломить сложившуюся практику прежних лет и отказаться от остаточного принципа финансирования социальной сферы, решение назревших здесь проблем постепенно начинает восприниматься в качестве приоритетного направления всей внутренней политики. В основу проводимого в социальной сфере курса в конце 1960-х – начале 1980-х годов была положена задача максимального повышения материального уровня советских граждан. Базой ее поступательного решения служил стабильный рост национального дохода в его абсолютных показателях, который позволял все большие средства выделять не только на цели развития, но и на цели потребления (см. таблицу).

Таблица 2.

Использованный национальный доход (в сопоставимых ценах 1973 г., млрд руб.)

Два важных фактора – устойчивый рост национального дохода и опережающее увеличение фонда потребления – позволили в течение полутора-двух десятилетий добиться кардинальных перемен. Средняя заработная плата рабочих и служащих с 97 руб. в 1965 году увеличилась до 190 руб. в 1985 году, а с учетом выплат льгот из общественных фондов потребления – до 269 руб. в месяц. Еще быстрее росла оплата труда колхозников: с 51 руб. в 1965 году она увеличилась до 153 руб. в 1985 году, а с учетом выплат льгот из общественных фондов потребления – до 223 руб. в месяц. Помимо зарплат на протяжении всего рассматриваемого периода шло увеличение пенсий, выплат женщинам-матерям, размеров льгот и скидок различным категориям населения. В целом реальные доходы населения за 1970-е годы возросли на 46 %, сумма вкладов населения в сберкассы только в одной девятой пятилетке увеличилась в 2,6 раза и продолжала расти.