Госпожа победа - Олег Чигиринский

Взрыв действительно был грандиозным. Одновременно взлетели на воздух ангары самолетов, склад боеприпасов и топливный склад, ВПП и центр управления. «Гриб» видели в гражданском аэропорту, земля дрогнула, в радиусе трех километров вылетели стекла. Авиабаза восстановлению уже не подлежала, проще было построить новую.

«Неизвестно какая» новость заключалась в том, что в аэропорту сел гражданский самолет, угнанный каким-то террористом, который назвался господином Коккинаки…

* * *

…Один из пассажиров, вернее, одна из пассажирок, женщина явно не на первом месяце беременности, нежно опекаемая своим мужем с самого начала полета, подозвала стюардессу. Легкий нерв ее голоса, заставил Наташу Смирнову, бортпроводницу, предположить, что эта дура ненормальная, вздумавшая летать на этаком-то сроке, нацелилась тут рожать. Наташе было не в новинку, но приятного мало: стоны, вопли, кровь, иногда дерьмо, белая скользкая пуповина, орущее синюшное создание… Не дай бог, несчастный случай — тюрьма или, в лучшем случае, всю жизнь — на внутренних линиях, и мира не повидаешь…

Но тут было еще хуже. Эта дура ненормальная вовсе не собиралась рожать. У нее под платьем был вовсе не беременный живот. У нее там была бомба.

Слегка расстегнув платье, она продемонстрировала Наташе жилет, надетый на голое тело и опутанный цветными проводами. Если этот жилет попытаются снять — с живой ли, с мертвой пассажирки, — бомба взорвется. Если самолет не изменит курс и не полетит в Одессу, бомба взорвется. Если ее мужа сейчас же не пропустят в кабину, бомба взорвется.

Все это она объяснила очень тихо, почти на ухо, чтобы не создавать паники, и старушка в соседнем ряду подумала, что, видать, совсем у беременной дело плохо, ежели бортпроводница так побледнела. Да «мамочка» и сама была бледновата, но держалась молодцом, не охала и не стонала. А мужик ее зачем-то вслед за стюардессой в кабину пошел. Не иначе за лекарствами. Не пришлось бы садиться где-то в Краснодаре или в Тбилиси… И то — почти на полсуток рейс задержали, пришлось в Борисполе на чемоданах ночевать… Совсем оголтелая молодежь пошла, на девятом месяце в самолет прется…

Ну так и есть!

— Товарищи пассажиры! По техническим причинам рейс задерживается. Мы совершим временную посадку в Одессе…

* * *

— Это чтоб вам было понятно, — сказал муж «роженицы», рассовывая по карманам личное оружие пилота и штурмана. — Нам обоим с ней корячится «вышак». Поэтому мне начхать, разгерметизируется ли кабина от случайной пули, собьют ли нас белые или наши ракетчики, или мне придется взорвать бомбу. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Знаешь такую поговорку, Юрик? — обратился он к пилоту.

— Одесса посадки не дает, — шевельнул белыми губами пилот.

— Скажи, что летит хороший друг Остерманна. Спроси кого-нибудь из разведки или ОСВАГ.

— Нас собьют…

В разрыве облаков свистнул хищный силуэт F-15. Одна из стюардесс заплакала.

— Говорят, что посадки не дают… — голос пилота приобрел истерический оттенок.

— Ну-ка, дай сюда наушники, — угонщик протиснулся к микрофону. Через секунду он уже орал что-то по-английски невидимому и неведомому пилоту.

— Порядок, — сказал он, услышав ответ. — Велят следовать на посадку. За ним. — Впереди снова замаячил истребитель. Еще два возникли сзади по бокам, готовые в любой момент выпустить в незваного гостя ракету.

— Все нормально, ребята, — голос террориста, несмотря на всю дикость обстановки, звучал успокаивающе. — Вы жить хотите. И мы жить хотим. У нас общие интересы…

* * *

…Без бороды Востоков был на себя не похож, а стрижка и кепка-аэродром делали его еще менее узнаваемым. Ковалев выдал ему лицензионную «Мальборо» и поднес огоньку. Закурил сам.

— Где Сергеев и Калинина?

— Не знаю, — спокойно ответил Востоков. — Спасибо, товарищ майор. Целые сутки без приличной сигареты. Редкостное дерьмо эта ваша «Прима».

— Востоков, — майор Ковалев слегка нервничал. — Не валяйте дурака. Хуже будет.

— Эдик, я знаю, что может быть хуже, и насколько — я тоже знаю. Я же не университетский диссидент, которых ваши коллеги гребут оптом… Предполагалось, что вы меня возьмете. Предполагалось, что будете спрашивать. Сергеев не посвятил меня в свои планы. Он ведь тоже профи.

— Ты, может, скажешь, что и бежать-то вовсе не собирался? — спросил Ковалев.

— Конечно. Я уже два дня знаю, что вы взяли Вилли. Стал бы я приходить сюда, если бы собирался бежать?

— А зачем бежал?

— Выигрывал время. У меня здесь есть одно важное дело, и пока я его не закончу, не побегу. Не бойтесь, Эдик, я уже никуда не побегу.

Все это он сказал с расстановкой, глядя Ковалеву в глаза. Майор переваривал информацию. Ни единого характерного признака, говорящего, что человек лжет. Скорее всего, это действительно правда. Сергеев не сказал точно, где находится. Но Востоков наверняка знал, что он собирается делать.

— Пентазол, — приказал майор. — Пробу. И пусть лучше у вас не будет аллергии на этот препарат. Для вас же лучше.

— Спешу вас обрадовать, Эдик. У меня ее нет.

— Что-то вы больно спокойны.

— Мне уже нечего бояться и скрывать. Но предназначены ли эти сведения для рядового состава? Неужели нельзя дотерпеть до нашей гостеприимной дачи?

— С хозяином побеседовать желаете, ваше благородие?

— Высокоблагородие, Эдуард, раз уж вы решили титуловать меня официально… Да, желаю.

Дальнейший допрос показал: Востокову действительно нечего скрывать…

Он рассказал все: как им троим удалось бежать при помощи Сергеева, как он целые сутки кружил по Москве и путал следы, куда могут направляться и что делать Ниночка и полковник КГБ… Он рассказал все, но когда на станции ПВО поступил приказ сбить самолет Як-40, следующий в Одессу, было уже поздно… Да и не до этого.

* * *

Командир 84-й мотострелковой дивизии генерал-майор Шарламян и командир 150-й мотострелковой дивизии генерал-лейтенант Дударев друг друга не любили. Их неприязнь возникла еще в академии Генштаба, где оба — тогда еще майор и подполковник — шли на отличие. Хороших мест по распределению, как водится, было меньше, чем желающих на них попасть. Оба интриговали, и оба в результате своих интриг получили желаемое, но с легкой поправкой: Шарламян, который хотел в Николаев, получил Херсон, а Дударев, желавший в Херсон, получил Николаев. Таким образом, оба считали, что конкурент вырвал себе самый смачный кусок, и обоим спесь не позволяла признать, что своими назначениями они недовольны.

Время шло, из подполковников оба выросли в генералы, а из командиров полка — в командиры дивизии, но осадок остался. Соперничество перешло в щеголяние машинами, дачами, женами и, конечно же, в отчаянные попытки выслужиться раньше и лучше противника.