Битва за Фолкленды - Саймон Дженкинс

Коста Мендес взбесил американцев. Будучи адвокатом, он перепрыгивал с одного на другое, то шел на принцип — по всей видимости, желая выслужиться перед военными, — то мертвой хваткой цеплялся за какие-то мелкие подробности. Какой высоты должен быть флагшток? Как будут называться наблюдатели? Каковы будут очертания свободного от войск сектора при их отводе? Посредники начали все тверже осознавать, что проведенные в его обществе часы, по всей вероятности, потрачены зря. Даже «три марионетки» от каждого вида вооруженных сил Аргентины — контр-адмирал Бенито Мойя от ВМС, бригадир-майор Хосе Мирет от ВВС и бригадный генерал Эктор Иглесиас от сухопутных войск, — присутствовавшие на заседаниях вместе с Коста Мендесом, никак не добавляли темпа всему действу. На самом деле из-за заброшенных ими переводчиков процесс и вовсе шел с черепашьей скоростью (Коста Мендес вел переговоры по-английски). Совершенно очевидно, что решающим был голос адмирал Анайи. Без него согласие Коста Мендеса являлось ничем.

Мысли Хэйга на том этапе стали постепенно складываться в некую схему, получившую помпезное название плана из пяти пунктов. Затея подразумевала отвод войск обеими сторонами, действие до декабря администрации под тремя флагами, восстановление линий коммуникаций с материком, а в новом году — переговоры по долгосрочному урегулированию и консультации по установлению точки зрения населения. План разумным образом размежевал разногласия между обеими сторонами, но этим все не кончалось. Уверенность в способности Хэйга добиться от Лондона согласия на принятие конца года в качестве пограничного срока действия переходной администрации отсутствовала (а что потом?). Не мог он гарантировать и Буэнос-Айресу твердой уверенности, что в конце года Аргентина сколько-нибудь приблизится к получению суверенитета. Военные рабочие группы обсуждали план Хэйга до поздней ночи 17 апреля. Хоть какое-то желание пойти на компромисс выражали только военно-воздушные силы.

В воскресенье, 18 апреля, Хэйг лично разыграл главный козырь перед хунтой в полном сборе. Он говорил откровенно, как бы особо обращаясь к Анайе, предупреждая, что Британия настроена решительно, она не блефует, а Соединенные Штаты не могут допустить войны между двумя своими друзьями. Госсекретарь подчеркнул, что Вашингтон не устраивает падение правительства Тэтчер. Аргентине придется вступить в переговоры с реалистичными требованиями, опираясь, как на основу, на резолюцию 502, или США встанут на сторону Британии. Анайя демонстративно сохранял полнейшее спокойствие. Он стоял на тех же позициях: у британцев кишка тонка, чтобы драться, демократии не выносят потерь, ну и, наконец, корабли британского оперативного соединения попросту не выдержат зимы в Южной Атлантике. Кроме всего прочего Анайя, за счет сведений, полученных от своих отдельных агентов, знал о расколе в американской администрации: он не верил в полномочия Хэйга говорить о намерении Вашингтона «склониться» на сторону Британии. Идя на дерзкий жест, адмирал наклонился над столом и сказал Хэйгу прямо в лицо, что тот лжет. Хэйг был ошеломлен.

И все же хунта не отметала план Хэйга сходу. Как саркастически заметил один из американцев, это потребовало бы от них волевого решения. Вместо того они продолжили трудоемкий процесс военных консультаций. Британские министры называли Аргентину диктатурой, как бы ненароком проводя параллели между своей борьбой сегодня и войной против Гитлера и Муссолини. Определение не соответствовало истине. Аргентиной правила олигархия: слабая, нестабильная и чрезвычайно жестокая. Методы режима по подавлению оппозиции — «исчезновению» несогласных и казни без суда — были грубыми, трусливыми и неэффективными даже по стандартам соседних Чили и Уругвая. Конституция государства в том виде, в котором она существовала в действительности, удостоилась у профессора Файнера[151] определения как «прямое военное правление, установленное в результате государственного переворота». Легитимность режима основывалась на претензиях членов хунты на роль защитников государства от внутренних беспорядков. Институты такой законности представляли советы военных — прямая параллель с «комитетами общественного спасения» охваченных революциями стран. Советы выступали в роли парламентов Аргентины — конклавов ее правящей элиты.

Перед такими структурами членам хунты и предстояло отвечать за любые компромиссы, предложенные ими Хэйгу. Состоявший из пятидесяти четырех человек совет армии во главе с председательствующим генералом Хосе Антонио Вакеро, начальником генерального штаба, встречался на совещаниях в выходные, по крайней мере, дважды. Галтьери заявил, что его солдаты «останутся на Мальвинских островах, пока живы». Если говорить о ВМС, Анайя тогда уже отозвал бесценный авианосец в Пуэрто-Бельграно, по всей видимости, из-за серьезных механических неполадок. Однако остальной флот находился в море, готовый отстоять честь ВМС — славных избавителей Мальвинских островов. Похоже, ни у кого из высших командиров не возникали сомнения относительно способности их формирований нанести неприемлемый урон британскому оперативному соединению. Между тем любая ответственность на иерархической вертикали исчезла, поскольку каждый из участников хунты спешил обеспечить личные тылы. Будут созываться из раза в раз консультативные совещания, вскидываться руки, сторонники жесткой линии будут формировать фракции, умеренных заставят умолкнуть. Так что же теперь, хунта пойдет на попятный? Разве не они говорили: «Мальвинские острова — наши?» Разве не у них превосходство в воздухе? А подлодки, ракеты «Экзосет», 8000 чел., окопавшихся вокруг Порт-Стэнли? Так чего же ради торговаться о суверенитете?

Такие рассуждения отправляли дипломатию прямиком на кладбище. К понедельнику, 19 апреля, Хэйг осознал, что имеет дело с режимом, попросту неспособным на какие-то связанные единые решения, не говоря уж о готовности придерживаться их. Галтьери будет соглашаться с какими-то моментами, потом выйдет на балкон Каса-Росада, окунется в омут рукоплесканий толпы, откроет рот и… обнаружит вдруг, что от всего открестился. По Буэнос-Айресу вдоль и поперек гуляли слухи: вторжение осуществлял один Анайя, Лами Досо против, он в опале, Галтьери напивается до бессознательного состояния. Невероятно, но Хэйг продолжал сражаться. Он выработал с Коста Мендесом некую программу, каковую понимал как «донную линию» Аргентины: совместная англо-аргентинская администрация под надзором США, совместный совет островов, решение вопроса суверенитета в ООН к концу года. Пункты эти были сформулированы в «плане» Коста Мендеса. Однако на деле все покрывал туман сомнения. Как далеко должно отступить оперативное соединение? Не будет ли право свободного въезда на острова граждан Аргентины неприемлемым для Британии? И что означает на деле «совместный суверенитет»? Когда самолет Хэйга уже готовился к вылету, на команду госсекретаря обрушился сбивчивый поток сообщений от Коста Мендеса. Можно пойти и на другие уступки. Нет, никаких больше уступок. Коста Мендес может предложить варианты. А хунта может отозвать их.

Новые предложения Коста Мендеса по телеграфу передали в Лондон в 9 часов вечера понедельника. Прошло уже более двух недель со времени выхода в море оперативного соединения, и новости из Буэнос-Айреса вызывали нескрываемую враждебность у военного кабинета. Ни один из новых ингредиентов аргентинского дипломатического варева не заслуживал принятия. Единственным фактором, помешавшим британцам высказать свое неприкрытое «фэ» Хэйгу, стало нежелание военного кабинета выступить в роли инициаторов окончательного развала его дипломатии. Хэйгу позвонили во время остановки для заправки в Каракасе, где госсекретарь поднялся с койки, дабы «ввести в курс дела» венесуэльского министра иностранных дел, и сообщили об отсутствии надобности лететь в Лондон. Ничего нового он там не услышит.