Сезон охоты - Андрей Гудков

«Показалось, – подумал он – нервы. Долго я еще буду от каждого шороха вздрагивать…»

Человек зашел в дом и закрыл за собой дверь. Прятавшееся в придорожных кустах создание, тихо ступая, направилось к дому. Собака в соседнем доме забилась в дальний угол будки и жалобно заскулила. Монстр бесшумно забрался во двор и аккуратно постучал в дверь.

– Кто там? – спросил хозяин дома, подойдя к двери.

– Вить, это я, – услышал он приятный и хорошо знакомый ему женский голос. – Открой, пожалуйста, мне очень нужна твоя помощь.

Девушка говорила жалобно, и у Виктора не возникло никаких сомнений. Он быстро открыл дверь…

Норны уже сплели нить нашей судьбы. Конунг сидел под деревом, устало закрыв глаза. Оставшиеся в живых и не сбежавшие воины стояли или сидели вокруг. Вместе мы прошли длинный и славный путь. Хазары, болгары и надменные греки признали нашу силу и склонились перед ней. Лучшие бойцы Царьграда отступили, омывшись кровью. Вечно скальды будут петь про эту бурю мечей.

Но теперь все. Остался последний бой. Последняя схватка. Некоторые ушли, бросили конунга, или князя по-славянски. А ведь клялись у Доростола: «Где твоя голова ляжет, там и мы свои головы сложим». Но до них нам уже нет дела. Им пред Одином и Перуном ответ держать.

Князь встал. Он был умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с густыми, бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны её свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он хмурым и суровым. В одно ухо у него вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Таким он с императором греков переговоры вел, когда нам пришлось уйти ни с чем. Таким он и в свой последний бой идет.

– Ну что, други мои? Идете вы за мной?

– А то как же, княже, – ответил Всеволод, – где ты голову сложишь, там и мы ляжем.

– Я один виноват перед вами, братья мои. Вы до конца сражались со мной, и теперь незачем идти за мной к Перуну.

– Так нет ведь краше смерти, чем с конунгом в бою лечь. Таких, говорят, Один по правую руку от себя садит. Жаль, конунг, ты там не с нами будешь, – возразил Харальд.

Все дружно рассмеялись. Харальд из свенов[44] поднял старый спор нашей дружины. Надо ли нам после смерти вместе собираться, или каждому к своим богам идти. Русы звали нас в Ирий, а мы их в Вальхаллу. Они нас к Перуну тянули, а мы хотели вернуться к Одину, чтобы вместе с ним выйти на поле Рагнарека.

– Вы, нурманы, пока меня с одноглазым не сведете, не успокоитесь, – улыбнулся князь. В первый раз с того страшного дня под Доростолом, когда рухнули наши надежды.

– И все же, князь, пошли к Киеву в обход порогов, – в очередной раз попросил Свенельд.

– Нет, воевода. Мертвые сраму не имут. Я вернусь по Днепру, или не вернусь вовсе.

Не торопясь, мы надели кольчуги и шлемы. Столкнули на воду ладьи и поплыли навстречу жребию норн. Течение Днепра здесь было несильным, и нам помогал попутный ветер. Добрый знак.

А вот и пороги…

Едва мы пристали к берегу, как из кустов полетели стрелы. Две вонзились в мой щит. Еще одна чуть не угодила в ногу. Выпустив стрелы, кочевники бросились в атаку, громко крича и размахивая саблями и копьями. Пешие, конным тут не развернуться.

– За князя!!!

Наш дружный громкий клич вспугнул всех птиц в округе. Даже печенеги испуганно отшатнулись, понимая, что мы не купцы.

Я одним из первых врезался в строй врага, рубя налево и направо. После битв с греками моему мечу тут раздолье – мало у кого из врагов есть доспехи. Вволю напою его кровью!

– Один! – громко закричал Харальд, держа в руке голову знатного печенега.

Он сам уже ранен, и с трудом стоит на ногах. К нему кинулись кочевники, но Харальда быстро прикрыли другие братья.

Бок обожгло резкой болью. Враг копьем пробил кольчугу, но не успел обрадоваться. Повернувшись, я обрубил древко и обратным движением меча перерезал ему горло.

– Один! – во все горло кричу я.

– Перун! – поддерживают меня русы.

Вместе мы бросаемся на врага и обращаем в бегство. Но печенеги не принимают честного боя. Они откатываются назад и издалека закидывают нас стрелами. Мы отступаем, прикрываясь щитами.

Не раз и не два мы опрокидывали врагов. Но за убитыми или сбежавшими вставали другие печенеги. Их слишком много, а нас слишком мало. Многие наши братья не вернулись, оставшись у Доростола. Будь они здесь – эти степьи дети не рискнули б и на глаза нам показаться.

Кольцо все сжималось. Уже не оставалось силы, и только ярость заставляла держаться. За моей спиной бился князь и еще десяток дружинников. Остальных прижали к реке. Еще сотня билась у кораблей.

– Вот и кончилась наша удача! – крикнул князь.

– Ничего, княже! Мы были с тобой в дни твоей славы, и позор был бы нам, покинь мы тебя сейчас! – перекрикивая шум битвы, ответил я.

– Верно нурман говорит! – поддержал меня Всеволод. – В такой битве не зазорно голову сложить!

Улыбаясь врагу, идем мы к смерти. Вот уже пал пронзенный копьем Всеволод. Погиб и Харальд.

Увидев лучника, я шагнул в сторону. Щит мой давно разбит, а кольчуга не выдерживает. Поймав грудью стрелу, уготованную конунгу, я упал на землю, крепко сжимая в руке меч.

Встать уже не смог, ибо валькирия идет за мной. Но закрывая глаза, я услышал наш клич, не раз повергавший врагов. Значит, кто-то еще стоит рядом с князем. Значит – все хорошо.

Славная жизнь и славная смерть. Жаль только, не покажу я сыну родные скалы наших узких фьордов, и после смерти пойдет он не в Вальхаллу, а в Ирий…

Проснувшись, я долго не мог успокоиться. Сердце колотилось как бешеное, а в ушах все еще стоял боевой клич древних славян. Я встал с постели и пошел на кухню выпить воды. Было три часа ночи.

Никогда раньше мне не снились такие яркие и подробные сны. Во сне я был воином русского князя, правда не славянином, а викингом, и сражался с кочевниками. Я помнил тяжесть щита, шероховатость рукояти меча, даже боль от ран была как настоящая…

Сон ли это был? Если сон, то явно непростой. А если не сон, то что тогда? И почему в дружине русского князя были викинги? Так и не найдя ответов, я пошел спать.

Когда я ложился в постель, кресло сильно заскрипело.

– Сам не спишь, и другим не даешь, – недовольно буркнула Феникс.

Июль с его удушливой жарой и сильными грозами прошел, и наступил август. Жара немного ослабла, а на ближайшие недели синоптики вообще обещали похолодание и сильные дожди.