Опущенная - Владимир Колычев

— Но сам же себя не послушался… Ничего, я еще до него доберусь.

— Я знаю, ты ни в чем не виноват. И я постараюсь это доказать.

— Как?

— Ну, адвоката я уже наняла… А толку? — Настя уныло пожала плечами. — Он доказательства искать не будет.

— И ты в это дело не лезь.

— Не лезь… Мне бы самой от этого козла отбиться.

— Я попробую поговорить с Жильцовым…

— Я говорила… Предложила ему деньги, — тихо сказала Настя.

— Деньги?

— За крышу… — еще тише добавила она.

— И что?

— Обещал подумать…

— И свидание устроил, — усмехнулся Сева.

— Ну да, помог… А насчет крыши… Я же не могу платить и вашим, и бандитам…

Сева до хруста сжал зубы. Если вдруг на Настю наедут, он даже не сможет ей помочь. И на Жильцова надежды мало. Хорошо, если он возьмет Настю под свою персональную защиту, а если нет? Сева воздействовать на него не мог. Слишком уж мало проработал в одной связке с Жильцовым, чтобы сдружиться с ним по-настоящему. Скоро Юрий Сергеевич забудет, как его звать…

Может, сбежать? И вцепиться голыми руками в глотку Бастурмину. Но легко сказать, а как сделать, когда вокруг сплошь заслоны?

— Ты за меня не переживай, — спохватилась Настя. — Я обязательно выкручусь.

— Может, тебе действительно продать бизнес?

— И уехать из города?.. Может, мне и от тебя отказаться?

— Не надо от меня отказываться… Но вдруг подвернется кто, не теряйся, выходи замуж.

— А если меня тошнит от мужиков?

— И от меня?

— Ты не мужик. Ты мой любимый мужчина… И сколько бы тебе ни дали, я буду тебя ждать.

— Пятнадцать лет?

— Да хоть сто пятнадцать!.. Кстати, о времени. Его у нас не так уж и много.

Настя отстранилась, загадочно посмотрела ему в глаза и стала расстегивать пуговицы на его рубашке. Сева кивнул. Да, не в его положении отказываться от столь большого удовольствия. Более того, он должен записать в память, как на магнитофон, каждую секунду, проведенную с Настей. Чтобы просматривать эту запись долгими холодными вечерами под зарешеченным небом.

Настя выехала из гаража, остановилась, вышла, стала закрывать ворота. В этот момент Гена и сел к ней в «Оку». О чем тут же пожалел. Ощущение было такое, как будто он по собственной воле забрался в тесную бочку и сам же себя закупорил.

Настя уже занесла ногу в машину, когда увидела его. Замерла с открытым ртом. Но ускорение и направление уже было задано, и сила инерции усадила ее в водительское кресло.

А ножка у Насти красивая. Тонкая лодыжка, четко очерченная икроножная мышца, красивая коленка. А если задрать юбку, откроется изящное бедро. А как изящно она в свое время раздвигала эти бедра…

Настя села, но дверь закрывать не стала. И левая нога осталась за порогом.

— Боишься?

— Нет.

— Это правильно. Нужно бояться… Бояться и слушаться.

— Ты добился своего. Сева в тюрьме, и ему не выйти.

— Не выйти.

Все складывалось как нельзя лучше. В попытках обвинить Гену в своих бедах Сева еще крепче затянул петлю на своей шее. В конце концов ему даже перестали верить свои же. Один только майор Жильцов пытался сделать ему внушение. Он же попросил оставить Настю в покое.

А Гена очень хотел тронуть Настю. Наказать, унизить, опустить, добить. И все потому, что она реально ненавидела его. И могла отомстить… Нет, он не боялся эту сучку, но и со счетов сбрасывать не мог.

— И ты можешь там оказаться.

— В тюрьме? — Настя растерянно глянула на него.

— Если я тебя не убью… Почему ты не уехала?

— Это мой город. И здесь мои родители.

— Как отец?

— Не тебе об этом спрашивать.

— Ершишься?

— Что тебе от меня нужно? — с вызовом, но не зло спросила Настя.

Она явно делала над собой усилие, чтобы не сорваться на крик.

— Я хочу, чтобы ты исчезла. Куда угодно. На край света, в тюрьму, в ад, в рай…

— Я уже была в аду.

— Да?

— Когда лежала в коме. Я стояла под жарким небом, по колено в воде, которой невозможно напиться. Это было ужасно… Теперь я точно знаю, что ад есть. И тебя там ждут.

— Вода, которой невозможно напиться… Я знаю, что есть ад, где куда ни глянь, сплошь горы анаши. А огонька нет… Кстати, как насчет косячка?

— Можно, — на удивление спокойно сказала Настя.

— А по вене удариться?

— Можно и по вене. Под настроение… Мне теперь все можно… Мне заговор сделали.

— Кто?

— Адрес на память я не помню…

— Заговор? — в раздумье спросил Гена.

— Заговор. — Настя смотрела ему прямо в глаза.

Но в ее взгляде чувствовалось напряжение. И в глубине глаз вибрировала слабая струнка. Так бывает с человеком, когда он врет. И Гена понял, зачем Настя это делает. Чтобы он не пытался совращать ее. Или даже насильно возвращать на иглу. А такой вариант не исключался.

— Это ты хорошо придумала. Я почти повелся… Раньше ты такой умной не была.

— Раньше я тебя любила. А ты меня подло обманул.

— Молодой был, дурной.

Настя быстро глянула на него. Не такой уж он и молодой был в их время. И сейчас не старый.

— А сейчас поумнел?

— Мудрым стал.

— Поэтому и жену свою убил?

Гена криво усмехнулся, пытаясь вызвать в себе злость. Он всегда начинал накручивать себя, вспоминая, как душил Яну. Она-то, дурочка, думала, что помогает ему во благо для себя. А он раз, и перекрыл ей кингстоны. Это было ей наказание за измену. И за Ругаля, и за Севу, с которым она, как ни крути, легла в постель.

Он вспоминал тогда все самое плохое из их жизни, глядя в ее полные ужаса глаза. Но на ум почему-то приходило только все самое хорошее. Яна любила его, холила, лелеяла, а какой прекрасной матерью она была. И хозяйка превосходная… Гена тогда уже думал разжать руки, но страх за себя остановил его. Он перешел ту черту, за которой заканчивались шутки. Яна бы поняла, что он пытался ее убить. А бабы — стервы хитрые. Яна могла бы сдать и его, и себя, чтобы наказать его…

Задушил он Яну. А потом набросился на Настю, обвинив ее в гибели жены. И столько в нем тогда был злости, как будто Яну на самом деле убил кто-то, но не он сам. И Настю он тогда готов был убить реально. Убить, наказать за смерть жены…