Сюнну, предки гуннов, создатели первой степной империи - Владимир Ключников

Если даже сюнну плохо заботились о своих родителях, это в какой-то мере искупалось их заботой о вдовах. Ни одной овдовевшей женщине у них не грозило одиночество — после смерти отца сыновья женились на мачехах, после смерти брата братья забирали к себе невесток. Этот обычай, который так возмущал китайцев, в степи был необходим: женщина, если у нее нет взрослых сыновей, не может одна справиться с кочевым хозяйством. Впрочем, Чжунхан Юэ перед ханьскими послами объяснял обычай левирата «недопустимостью прекращения рода».

Интересно, что сюнну, по крайней мере северные, после своего переселения в Юэбань славились особой опрятностью. В «Бэй-ши» рассказывается, что они «ежедневно по три раза моются и потом принимаются за пищу». На этой почве они даже поссорились со своими соседями-жужаньцами, с которыми ранее находились в дружеских отношениях. Однажды правитель Юэбани отправился к жужаньцам с дипломатическим визитом. Но едва он пересек границу, «как увидел, что мужчины не моют платья, не связывают волос, не умывают рук, женщины языком облизывают посуду». Возмущенный сюннусец сказал, что его приближенные смеются над ним и над его путешествием «в это собачье государство», и повернул обратно. Правитель жужаньцев послал за ним конницу, но безуспешно. «С этого времени они сделались врагами и несколько раз ходили друг на друга войною».

В «Бэй-ши» описываются и другие гигиенические привычки жителей Юэбани: сообщалось, что они стригут волосы и подравнивают брови, «намазывая их клейстером, что придает им блестящий лоск».

Сюнну, вероятно, не были фанатами веры — информация об их религиозных ритуалах разбросана по китайским хроникам очень скупо. Составить по ней полную картину религиозной жизни сюнну нельзя — скорее, это будет мозаика. Археология тоже почти не проливает света на этот вопрос: сюнну верили в загробную жизнь и заботились о том, чтобы их соплеменники, отправляясь в последнее путешествие, были обеспечены всем необходимым, но ни одно святилище, ни одно культовое сооружение сюнну (кроме могил), насколько известно авторам данной книги, до сих пор не найдено, — вероятно, их было очень немного.

Западные жуны (которые, возможно, были предками сюнну) весьма почитали дух дракона — об этом пишет китайский историк Увека ЦуйХао. Он рассказывает о ритуале, который, как известно из других источников, был характерен именно для сюнну: Цуй Хао говорит, что дракону трижды в год приносили жертвы и для этого соорудили к югу от ставки Лун-чэн жертвенник в честь духа дракона.

О жертвоприношениях в Лунчэне (но уже приносимых сюннусцами) сообщает Сыма Цянь. По его сведениям, в пятой луне каждого года предводители сюнну «съезжаются на большой сбор в Лунчэне, где приносят жертвы предкам, Небу и Земле, духам людей и небесным духам» (отметим, что историк приводит подозрительно «китайский» набор божественных покровителей). О каком-либо драконе хронист умалчивает, но само слово «Лунчэн» можно понимать как «Драконово городище». Кроме того, Сыма Цянь говорит о том, что у сюнну имелся еще и «малый сбор», который проходил в «первой луне каждого года» в ставке шаньюя, — там тоже приносились жертвы, но кому именно — не уточняется.

Фань Е писал, что жертвоприношения в Лунчэне совершались трижды в год — «всегда в первой, пятой и десятой луне». Причем «…после того как южный шаньюй изъявил покорность [Хань], стали совершаться еще жертвоприношения ханьскому императору».Как мы уже говорили, имелся в виду, вероятно, не действующий на тот момент император династии Хань, а покойные императоры Поднебесной, включая мифических, — именно они должны были обеспечивать земное благополучие своих потомков и их подданных.

Возможно, что сюннусцам было не слишком приятно поклоняться императорам своих завоевателей. Но через два с лишним века они расквитались с китайцами за это унижение. Когда в 319 году сюннуский император Лю Яо пришел к власти, он приказал, чтобы на территории империи его покойных предшественников-сюнну чтили наравне с китайскими божествами: «Маодуню приносились жертвы наравне с жертвами Небу, а Лю Юаньхаю — наравне с Верховным владыкой».

Интересно, что сюнну даже на религиозных сборищах не ставили ритуальные и душеспасительные занятия во главу угла. Фань Е пишет: «Используя жертвоприношения, [сюнну] собирали все кочевья, обсуждали государственные дела и устраивали развлечения — скачки лошадей и бег верблюдов».

Если не все сюнну, то по крайней мере шаньюй каждое утро, выходя из своего шатра, кланялся в сторону восходящего солнца, а вечером совершал поклон луне. Впрочем, у шаньюя были свои отношения со светилами, недаром в официальной переписке первые шаньюй величали себя «Небом и Землей рожденный, Солнцем и Луной поставленный…» Сыма Цянь пишет: «Затевая поход или другое какое большое дело, сюнну учитывают положение звезд и луны».

Но покровительство светил не избавляло шаньюя от страха перед злыми духами и сглазом. Сыма Цянь пишет: «По законам сюнну, ханьские послы не имели права входить в юрту [шаньюя], не оставив снаружи своего верительного знака и не разрисовав тушью лицо». Почему надо было оставлять снаружи верительные знаки, не вполне понятно. Ну а то, что китаец называет «разрисовкой лица», вероятно, было нанесением магических знаков, которые нейтрализовывали возможное дурное влияние злокозненных ханьцев.

Касательно религиозных обрядов сюнну у Сыма Цяня есть загадочное упоминание о некоем «изображении золотого человека», которое употреблялось при жертвоприношениях Небу. Это изображение хранилось у сюннуского Сючу-вана и в 121 году до н. э. было захвачено китайским полководцем Хо Цюй-бином.

Что это было за изображение и как именно его использовали — неизвестно. Никаких других сведений о том, что сюнну поклонялись каким-либо скульптурам, не сохранилось. Высказывалось мнение, что речь могла идти о золотой статуе Будды — как раз примерно с этого времени буддизм начинал проникать на занятые сюнну территории. Но это были лишь первые робкие шаги молодой религии на север, и представляется маловероятным, чтобы у сюнну уже в конце II века до н. э. существовал столь «дорого обставленный» культ Будды.

Во всяком случае, буддизм, даже если он и проник в сюннускую среду, не смягчил варварских нравов и не способствовал гуманизации их религиозных традиций. Сюнну практиковали человеческие жертвоприношения, и одно из них описано вскоре после утраты ими золотой статуи. Историю эту сохранил Бань Гу.

После того как в начале I века до н. э. Эршиский военачальник сдался сюнну, он некоторое время пользовался благосклонностью шаньюя Хулугу. Тот «дал ему в жены свою дочь и относился к нему с большим уважением и благоволением, чем к Вэй Люю» — могущественному сюннускому сановнику. Случилось так, что мать шаньюя заболела. На помощь призвали шамана, дабы тот выяснил у духов причину болезни. Но Вэй Люй не дал провидцу пообщаться с духами и велел от имени покойного отца Хулугу сообщить следующее: «Давно еще хусцы во время жертвоприношения перед походом обещали, что если они захватят Эршиского военачальника, то принесут его в жертву духу земли. Почему же нынче его не приносят в жертву?» Злополучного военачальника схватили, но он успел крикнуть: «После смерти я непременно уничтожу сюнну». «Потом его закололи и принесли в жертву».