Хозяйка нудистского клуба - Маргарита Южина

– Девчонку хочешь приворожить? – пристально вгляделась она ему в глаза. – Не получится. Сильные соперники у тебя. Твои сыновья такие же красивые, как ты, такие же дерзкие, как ты, такие же умные, как ты. У них пока нет твоего опыта, но с годами он будет. У них нет твоего богатства – с годами они станут тебя богаче. Зато у них есть молодость, а тебе ее никогда не вернуть. У них есть время, которого у тебя нет. С каждым днем они будут расцветать, а ты – стариться... Старость – не самое лучшее украшение для молодой женщины. Есть девушки, которые готовы закрыть глаза на многое в обмен на деньги. Но твоя девушка не такая. И тебе этого не надо. Ступай домой. Не переступить тебе через детей, а они тебе ее не отдадут.

– И тогда... вы убили...

– Нет, не тогда. Я еще много раз у нее бывал. Она мне язву залечила, еще кое-какие болячки. Но каждый раз говорила: отдай девчонку сыновьям, она не твоя. Или ты из-за нее погибнешь, или они. И ведь хоть бы раз что-то другое сказала!

Трохин снова закурил, сильно затянулся, поправил на подоконнике диковинную пепельницу в виде страшной акулы с длинным, острым, как бритва, хвостом, потом прищурился и уставился куда-то вдаль. В шкафу уже который раз слышалось сдавленное чиханье, какое-то шуршание, но Трохин не замечал ничего.

– А потом... потом старуха умерла...

– А не вы ее... того? – на всякий случай уточнил Акакий.

– Нет, она сама себя убила, я точно знаю. Там такое дело было... Короче, по ее вине умер ребенок. Или она не могла себе этого простить, или боялась, что ее посадят... Кто-то говорит, что она сама у себя болезнь неизлечимую обнаружила, да потом еще серьезно поссорилась с мужем, ну и приняла какую-то отраву... Как бы там ни было, она сама с жизнью покончила. Я из разговоров понял, когда на ее похороны пришел. Черт его знает – зачем... узнал, что умерла, и пришел... Там-то я и встретил ее муженька полоумного, Адамчика.

– А он сразу полоумным стал? – снова спросил Акакий.

– А вы думаете, и тут я? Нет, его не я, с ним так природа... А может быть, сам сдвинулся. Когда я его увидел, на кладбище, он ко всем приставал только с одним разговором: «Это я ее убил! Я виноват! Она мне сказала, что слово силу имеет. А ей возьми и ляпни – чтоб ты сдохла! И что вы думаете, послушалась! Такая послушная была, прилежная... Я виноват, гореть мне теперь в геенне огненной...» Не знаю, что на меня нашло...

Трохин подошел к Адаму Васильевичу со спины, крепко взял его за локти и проговорил ему в самое ухо:

– Слушай меня и не поворачивай головы. Ты не виноват. Это говорю тебе я. Слушай меня, и все будет хорошо. Твоя жена погубила ребенка, значит, принесла зло. Ты избавил людей от зла, значит, принес добро. Если ты все сделал правильно, тебе будет благо.

– Кто ты? – испуганно спросил вдовец.

– Никто... – произнес Трохин загробным голосом, тут же отпустил старика и затерялся среди толпы.

У несчастного Адама Васильевича создалось ощущение, что с ним и в самом деле разговаривал кто-то из потустороннего мира. Как он ни вертел головой, никого подозрительного не увидел – кругом были знакомые лица, которые приходили к его жене еще при жизни, и ни один из них не мог вот так взять и сказать ему столь важные слова.

Тогда-то у Трохина и созрел план: надо убрать сына. Не зря же старуха сказала – или ты их, или они тебя. Ну, Ромка-то и вовсе к Олесе отношения не имел, непонятно, почему старая ведьма говорила во множественном числе – сыновья, сыновьям... А вот Никита, тот и впрямь – за Олесю пырнет и не задумается. Остается только одно – Никиту убрать. И поможет ему Адамчик.

На следующий же день на имя Адама Васильевича был открыт счет в банке и переведена некая сумма, которая старику должна была показаться сказочной. Трохин дождался, когда Карина – вот уж лошадь! – уберется на очередную гулянку, бросил сберкнижку в почтовый ящик и позвонил по телефону.

– Адам, – снова заговорил он не своим голосом, – ты все сделал верно. Тебя ждет вознаграждение за содеянное добро. Спустись вниз, к почтовому ящику.

И отключился. Правда, потом, наблюдая за стариком, Трохин себя триста раз перекостерил – Адамчик чуть его не засветил, показывая всем банковским работницам, какую сумму ему перевели с того света. Те даже хотели старичку помочь и конкретно узнать, откуда был перевод. Благо, у девчонок была целая прорва народу, некогда им оказалось возиться.

В следующий раз Трохин позвонил уже с определенным заданием.

– Твою внучку хочет обесчестить некий молодой человек – Никита. Убей его. Он – зло! Его надо застрелить. Пистолет найдешь в старой клумбе, возле георгина. И главное, помни: все, что ты делаешь, должно оставаться в тайне, добро не любит крика. И если все будет сделано верно, получишь благость.

Благостью на сей раз была машина. Старик все сделал так тонко, что комар носа не подточит. Он всерьез думал, что приносил миру добро.

– И как вы? – не поверил Акакий. – Ну, когда вам сказали, что сына застрелили? Как пережили-то?

Трохин отвернулся:

– Если хотите честно... Было такое ощущение, что я ни при чем. Просто будто кто-то взял и убил моего сына. Я не вру, было такое ощущение, и все. Я не обрадовался, что сейчас Олеся свободна, не побежал к ней в тот же день. Ольга на кладбище отчего-то, завидев Олесю, отнеслась к ней недобро. Видно, чувствовало материнское сердце, из-за кого она сына потеряла. Я пришел к Олесе только спустя месяц. Она похудела, выглядела усталой. У нее к тому времени было очень тяжело с деньгами...

– Нет, подождите! – все никак не мог поверить Акакий Игоревич. – И вы что, вот так похоронили Никиту, и все? И пошли спать?

Трохин пожал плечами.

– Я уж не помню. Нет, не спать, конечно, там же поминки были... Ну а как бы вы себя повели, если бы у вас застрелили сына?

Акакий смотрел на Трохина широко распахнутыми глазами и только едва слышно шептал:

– Не-е-ет... вы не челове-е-е-к... вы... вы и в самом деле – никто.

Трохин уже мало обращал внимания на слушателя, ему нужно было выплеснуть все, что он хранил несколько лет.

Акакий слышал явный шум в шкафу, чьи-то всхлипы, шепот, но Трохин не слышал ничего и никого, только себя.

– Я к ней пришел и решил, что останусь. Но Олеся вдруг заявила, что сейчас бросать жену подло, она этого не заслужила. Я не возражал. Отношения с Олесей стали только-только выстраиваться, и вместе с тем... Меня раздражало, что в любой миг она могла вскочить к дочери, ее нервировала нищета, злило, что я к дочери ничего не испытываю – ведь я просил отдать девочку матери Олеси. Не мог я как-то... Я же из-за Олеси сына погубил, а она не может от своей девчонки оторваться! Но она-то ничего не знала... В общем-то больших скандалов у нас не было. Я стал хорошо помогать деньгами, а Олеся умела быть благодарной. Наша любовь теперь перестала быть бурной, непослушной рекой, она стала красивым, спокойным озером. А может, мне так казалось, потому что Олеся, прежде такая открытая, честная, наивная, теперь была другая. Да и я тоже... Между нами все равно стоял Никита. И все-таки мы друг к другу стали привыкать. И вот однажды...