Бастион. Война уже началась - Сергей Зверев

– Нет, мы ведем себя безнравственно… – прошептала я, сползая с топчана на пол – благо он и там догадался подстелить соломки, а сверху – еще и набросить свой камуфляж с кобурой.

– Мы? – удивился он, рассеянно шаря руками в поисках меня.

– Мы… – выдохнула я. – Как люди воспитанные, меж собой незнакомые и не допускающие излишеств…

– Помолчи, – буркнул он.

– Я не могу молчать, – сказала я. – Послушайте, многоуважаемый шкаф…

Он засмеялся:

– Динка, заткнись. Ты меня отрываешь от кумара. Еще раз скажешь что-нибудь крылатое, я тебя выдеру.

– Тогда расскажи о себе, – потребовала я. – О жизни, о службе, что напрасна и вредна… Имею я право знать, с кем сплю?

– Сейчас выдеру. Как сидорову козу.

– Почему?

– Потому что нельзя быть занудой такой. – Туманов приподнялся и стал серьезен. – Что тебе рассказать? Жизнь службиста – это серый лист. Перед тобой пустоголовый, голый мент. Ярыга. Богатый, как церковная мышь. Начальники – враги, инструкции роботы писали, результат соответствует оплате: если мент с окладом три триста и поймает, адвокат за сорок тыщ отмажет. А мент пойдет следующего ловить… Правда, не привык, что меня самого ловят, – ну так уж повезло…

Я села на корточки и положила подбородок на топчан. Он чмокнул меня в нос.

– Ты не пустоголовый, – сказала я. – Смылить из конторы, где тьма умных и ни одного дурака, и при том продержаться три дня на плаву – уже надо быть Сократом.

– И ты предлагаешь вспоминать прошлое, – вздохнул он. – О будущем надо думать. И без самообольщения. Картинка уж больно нерадостная… Контора убивает людей, дергает по миру ученых и выжимает из них все соки. Имеет три уровня охраны и способна привлекать даже армию… Извини, это не «воруй-городок» по линии РУБОПа. РУБОП здесь отдыхает. Контора находится под патронажем влиятельного лица федерального масштаба или группы лиц, уверенно идущих на ближайшие выборы. Я убежден. А база – хозяйство какой-то госслужбы.

– Какой? – зачем-то спросила я.

– Не знаю… не специалист. Их развелось десятка два. Легальные ребята с автоматами есть у налоговой полиции, или как там ее по-новому… МЧС, Миннаца – этим вроде нечего здесь делать, хотя кто их знает; еще у ФСБ, СВР, ФАПСИ – племяш что-то о ФАПСИ говорил; ФСПО…

– Что за зверь?

– Погранцы, теперь тоже отдельная служба. Ну, понятно, ГРУ Генштаба. Есть крутые эмвэдэшные службы – РУБОП тот же. Потом – президентские: Главное управление охраны, Служба безопасности президента – контора мощная, на всех плевала и денег не считает. Плюс куча частных контор под государственной крышей – об «Атолле» ты, думаю, слышала. В общем, выбор богатый. И любая, пойми, любая из них могла такой гадюшник устроить.

– У тебя могучий аналитический ум, – похвалила я.

– Положение в стране для них – осиновый кол в заднице. Менять его они планируют кардинально, хотя и постепенно – путем посадки своих людей на ответственные посты или подчинения своей воле уже на них сидящих. А как это делается, мы знаем. Это заговор, Динка… Не обращала внимания, как часто наши «слуги от народа» мотаются на Горный Алтай?.. То один министр едет лечиться, то зам другого, то глава парламентской фракции… При толковой организации ничего невозможного, уверяю тебя. Чистая техника. До Барнаула, скажем, вполне официально, а там – вертолет и два часа лету. И «лечись» на здоровье. А что? Разумеется, это гипотеза, Динка, чистейшая гипотеза. Но мысль интересная, согласись. По своей ли воле они едут?

– Из тебя премудрость так и прет, – чуть дрогнув, сказала я.

– А отсюда вытекает вопрос конфиденциальности. В суть местных безобразий посвящен узкий круг лиц. Из числа особо доверенных. Сюда, полагаю, входит эта рыжая стерва Зиггер, «бюрократ», который тебя допрашивал, баба из самолета, еще некоторые. Но их не много. Верхушка охраны, секьюрити, продвинутый персонал. Идейные ли они или работают за деньги – сказать не могу. Но поставил бы на идейность. Она, по крайней мере, не продается. Внутренняя охрана умеренно прозомбирована – тоже не продаст. Внешнее кольцо – наемники. Работают по контракту. Никакого зомбирования, опустившиеся вояки, кем-то в нужный час подобранные и построенные. Какую беду охраняют – не знают, и, что особо примечательно, им это не надо. За любопытство не платят. Отслужил, получил, подписал бумажку с печатью – и катись. А там хоть разглашай, хоть нет: кому какое дело. Вон их сколько по всей стране, как пионерских лагерей – этих баз, объектов, тренировочных центров. Страна у нас такая… То есть контрактники ни в зуб ногой. Про армию и не говорим – они даже не в курсе, что под боком есть база. А если есть, то овощная… И вдруг из всего этого, «несуществующего», ломая режим, бегут двое! Да не просто двое, а двое побывавших в самом пекле и наверняка имеющих что рассказать. Да для них это проблема номер один, понимаешь? Наизнанку вывернутся, а постараются нас обесточить. В противном случае придется в темпе вальса сворачивать базу, а это, конечно, влом. Да и целая история.

– Ты просто титан мысли, – буркнула я.

– Но они должны учитывать, что мир на три четверти представлен дураками. То есть теми дураками, которые верят в ложь, но не верят в правду. Пусть мы убегаем. Невероятно, но пусть. Пусть мы материализуемся в родном городе и начинаем движение по инстанциям. Капаем на нервы. Газеты, ФСБ, милиция. Естественно, нам не верят. А если верят, то единицы и не сразу. То есть у них есть фора. Энное количество дней для поимки беглых «кроликов». И это, заметь, при идеальном условии, когда ни в одной из пройденных инстанций мы не вылетаем на ребят из конторы (давай помечтаем). Вылетаем – нас тут же берут. Таким образом, под неусыпный контроль попадают наши квартиры, квартиры друзей, родственников, знакомых и все госучреждения, не относящиеся к конторе. Дошло? Скажи, как мы попадем домой?

– Да у тебя семь пядей во лбу, – горько прокомментировала я. – Слушай, тебе череп не жмет?

– Да перестань ты, – возмутился он. – Ну чего ты заладила, как попка?

– Могу сразу расплакаться, – предложила я. – Между прочим, элементарно, за мной не заржавеет.

– Не надо плакаться, Динка. Давай думать, как жить будем.

– Давай лучше спать, – отрезала я. – И вообще, заночуем в этом ящике, чем дольше нас ищут, тем меньше у них уверенности, что они не дураки. Правильно? Покупаемся в озере, потрещим о жизни…

– О боже, – вздохнул он. – Мне иногда кажется, что ты просто не понимаешь, в какую канитель ввязалась.

Я кивнула. Погладила его по лбу.

– Конечно. Три дня куролесила в дурдоме, газовой камере и комнате ужасов – и ни черта не понимаю. Я многое понимаю, дорогой. Но во всех твоих политических поросятах я не светоч – это раз. И предпочитаю жить сегодняшним днем, если завтрашний не светит – это два. Доходчиво?

Он замолчал. Задумался. Сомкнул свои вежды. Минут через пять я его потрясла: