Поиски в темноте - Чарлз Тодд

— С удовольствием. — Он повернулся к Авроре: — Я бы хотел поговорить с вами…

Но она покачала головой:

— Как и мисс Нейпир, я очень устала. Не знаю, о чем вы хотите меня спросить, но, прошу вас, подождите до завтра.

В окне второго этажа погас свет. Ратлидж невольно задумался, где сегодня будет спать Саймон Уайет — в своей постели или в тесной комнатке при музее? Элизабет Нейпир взяла его под руку, пожелала Авроре спокойной ночи и позволила Ратлиджу увести себя.

Закрывая калитку, Ратлидж обернулся. Аврора стояла там же, где и раньше, — на дорожке перед домом. Свет из окон окружал ее волосы словно ореолом, но лицо ее находилось в тени. Интересно, подумал Ратлидж, о чем она думает?

— Ах, напрасно я так сказала! — громко заметила Элизабет Нейпир. — Просто я так давно знаю Саймона, что иногда злюсь на Аврору, которая его как будто совсем не понимает. И конечно, это моя оплошность, а не ее. Я бы на ее месте тоже волновалась за мужа; напряжение перед открытием музея сказывается на них обоих!

Интересно, с чего она вдруг стала такой разговорчивой, подумал Ратлидж. Не потому ли, что ей известно больше, чем она хочет ему показать? Или просто пытается замести следы? Они шли по тихой улице. Иногда навстречу им попадались прохожие; они кивали друг другу и шли дальше.

— Вы так думаете?

— Да, их разделяет настоящая пропасть, это сразу чувствуется. По-моему… боюсь, ей кажется, что музей может встать между ними. Но он между ними не встанет, — уверенно продолжала Элизабет, беря его за руку, когда они переходили темную улицу. — Просто, по мнению Саймона, он обязан что-то сделать в память родственников по материнской линии. Он твердо верит в такого рода обязательства. По-моему, он понял это на войне. Как только все будет кончено, как только будет проделана вся подготовительная работа, повседневными делами музея займется кто-то другой, а Саймон, скорее всего, вернется к той жизни, к которой его готовили.

— Лондон. И политика, — предположил Ратлидж. Интересно, не должна ли была заняться музеем Маргарет Тарлтон, как только он сыграет свою роль, чтобы Саймон Уайет мог обрести свободу? Кроме того, Маргарет оказалась бы вдали от Лондона… и от Томаса Нейпира.

— Конечно. Аврора не может не понимать, насколько важную роль играют традиции в его семье. Несколько поколений Уайетов находились на государственной службе. Они привыкли служить обществу, руководить, подавать пример. Я знаю Саймона гораздо лучше, чем она. Так и должно быть, ведь мы с ним знакомы почти всю жизнь!

— Вы делились с Авророй… миссис Уайет… своими мыслями о будущем ее мужа?

— Что вы, нет, конечно! Саймон сам должен все решить, когда придет время.

— Как по-вашему, что произошло сегодня? — спросил он, когда они подходили к «Гербу Уайета».

— Ничего. Скорее всего, «милые бранятся…». Саймон вышел, чтобы развеяться. Аврора встревожилась, потому что он долго не возвращался. По-моему, она большая собственница. Что ж, политика скоро научит ее тому, что такое поведение неразумно!

— А Уайет, случайно, ушел не для того, чтобы обдумать… свое будущее после разговора с вами? Ему захотелось побыть одному, в тишине…

Элизабет Нейпир выдернула руку и, развернувшись, посмотрела ему в глаза.

— Кто внушил вам такую нелепую мысль! Только не говорите, что Авроре так показалось… А может, Саймон что-нибудь сказал по дороге, когда вы ехали к ним домой?

— К Авроре Уайет мои догадки никакого отношения не имеют. — Ратлидж открыл дверь и пропустил ее вперед. Из бара доносились голоса; Дентон что-то громко отвечал, затем послышался смех, звон бокалов. Запахло пивом, табаком и колбасой. — Дело не связано с тем, что говорил мне Уайет. Я спрашиваю, каким вам показалось его настроение. Ведь вы так хорошо его знаете.

Элизабет склонила голову набок, разглядывая вывеску, которая раскачивалась в темноте на фоне звездного неба у них над головами.

— Вас в самом деле интересует, что я думаю? Или Аврора вас так очаровала, что вы не способны ни к чему отнестись объективно?

— Она не… — раздраженно начал Ратлидж, но Элизабет его перебила:

— Не говорите глупостей. Аврора Уайет очень привлекательная… и очень одинокая женщина. На мужчин подобное сочетание действует неотразимо. Что меня совершенно не удивляет. Ну ладно… По-моему, она хочет держать его здесь, в идиллической обстановке и в тишине. Возможно, даже именно она первая внушила ему мысль о музее. Не знаю, как было дело, и мне, откровенно говоря, все равно. Факт остается фактом: вы не понимаете, какое напряжение привносит в их жизнь она сама. Вы принимаете ее слова и поступки за чистую монету; для вас она очаровательная иностранка. Вы не сидели напротив нее за завтраком; и вам не приходилось жить с ней под одной крышей, видеть ее каждый день. А Саймону приходится. Спросите себя, какая она на самом деле, и, возможно, вы отчасти поймете, какую жизнь влачит здесь Саймон. Только не подумайте, что я рассуждаю как брошенная невеста. Я просто делюсь с вами своими наблюдениями, в том числе самыми свежими… сегодняшними. Если бы я хотела отбить у Авроры Уайет мужа, едва ли я бы уговаривала его бродить по окрестностям в темноте и бежать от себя. Или нет? Есть тысяча других, более тонких способов уничтожить их брак и вернуть его. Вопрос в том, нужно ли мне интриговать и пытаться его отбить, если его жена уже отдалилась от него? Спокойной ночи, инспектор!

Она вошла в гостиницу и, не оборачиваясь, поднялась по лестнице с тем же царственным видом, который произвел такое сильное впечатление на персонал «Лебедя» в Синглтон-Магна.

Провожая ее взглядом, Ратлидж заметил какое-то шевеление за угловым столиком под лестницей. На него смотрел очень трезвый Шоу и широко улыбался.

— Да. Я все слышал. Женщины — такие стервы! — тихо сказал он. — Несмотря на воспитание и безупречную родословную. Идите выпейте со мной — скоро дядя закроет бар. Похоже, вам сейчас не помешает выпить!

* * *

Ратлидж принял его приглашение и сел за стол. Кругов на столе он не заметил. Либо их вытерли, либо сегодня Шоу пил немного. В руке он держал пустую кружку. Он окликнул дядю; тот принес Ратлиджу пива.

— Прекрасная Аврора не тревожит Саймона Уайета, — говорил между тем Шоу. — Как, возможно, и прекрасная мисс Нейпир. Его мучает другое: больная совесть.

— Из-за чего его мучает совесть? — с любопытством спросил Ратлидж. — Может быть, он понял, что музей стал для него важнее надежд отца?

— Из-за войны. Из-за того, что он узнал о себе во Франции. Там многое узнаешь о себе. Скоро понимаешь, трус ты или нет. Так случилось с большинством из нас, только мы находим способы это скрывать — во всяком случае, от других.

Да, им всем пришлось столкнуться более-менее с одним и тем же. С вопросом о том, что такое храбрость… и смелость, а это совсем не одно и то же. С собственной смертностью. С тем, что такое жизнь. И что означает смерть. Вот и он привез с собой Хэмиша…