Повышение по службе - Александр Громов

Что скажет Рудра?.. Да ничего он не скажет! Это, мол, ваши человеческие дела.

Вот именно!

Догоняя цель, Василий превратил себя в шаровую молнию. Две женщины хором взвизгнули, когда он пронесся между ними, после чего огненный шар, шипя и разбрасывая искры, вошел похитителю чуть выше крестца и вышел спереди, не задев малыша. Жертва крякнула на высокой ноте, осела на асфальт и перестала жить, а молния взмыла вверх и не слишком громко взорвалась. Выпущенный из рук малыш ушибся и наконец-то заревел во все горло, а вместе с ним заголосили на разные лады прохожие в радиусе ста метров. Вот и ладно, отец прибежит на крики, а шаровая молния… ну что молния? На то она и шаровая, чтобы никто не знал, как она устроена и чего от нее ждать. Свидетелей феномена вполне достаточно, так что дело ясное. Протокол о несчастном случае – и в архив.

Ну вот я и стал убийцей, подумал Василий без сожаления. Когда-нибудь это должно было случиться… Материализовавшись внутри гипермаркета, он пережидал приступ сердцебиения, тупо пялясь на витрину с мерзлым минтаем. Рослая и толстая как цеппелин тетка с багровой от натуги физиономией протиснула мимо него тележку, с горкой заваленную провизией, кое-как протиснулась сама, прижав Василия к холодному железу, и, преисполненная собственной значимости, дыша, как стайер-рекордсмен после финиша, заявила, что неприлично, мол, торчать у витрины попусту.

–Неприлично занимать столько места в биосфере,– шепнул ей на ухо Василий, вновь став невидимым. Тетка выпустила тележку, присела и заозиралась.

Черт с ней. И вообще долой из города. На километровой высоте, невидимый, Василий вдруг ощутил еще одну эманацию и притормозил. Внутри болезненно завибрировала какая-то струна, отозвавшись на источник большого и безнадежного горя. Четко локализованное место непоправимой беды.

Непоправимой? Ну поглядим, какая она непоправимая…

* * *

–Он наблюдал за нами.

–Само собой,– усмехнулся Хорхе.– Конечно, наблюдал. Выпустил несмышленых детишек погулять в реальный мир… детишек, положим, ему не слишком жаль, свернут себе шею – сами виноваты, а вот нашкодить могут. Ну, он и следил, чтобы мы не слишком расшалились.

–А мы и не слишком…

–Это точно. Иначе он вмешался бы.

–Ты сразу понял, что тебя контролируют?

–Чего тут не понять…

–А я не сразу,– признался Василий.– Подозревал, конечно, но как я мог знать наверняка? Да и ты тоже.

–Если что-то выглядит как кошка, мяукает, как кошка, и ловит мышей, как кошка, то это и есть кошка,– отрезал панамец.

–Рудра хоть раз тебе мяукнул?

Хорхе покачал головой. Он хотел что-то сказать, но Василий жестом остановил его.

–Если по-честному, я и сейчас не могу ничего знать,– признался он.– Верю – это да. Но знать?..

–Это одно и то же.

В спор Василий не полез – у каждого в голове свои тараканы, и кому какое дело, если кто-то путает шершавое с зеленым?

Они сидели на воздухе в километре над Атлантикой, и ровный пассат понемногу смещал их в сторону Карибского моря. Океан под ними катил крупную зыбь. Гостиная стала настолько привычной, что давно надоела. Как-то сразу обоим захотелось встретиться вдали от других кандидатов. И встреча состоялась.

Оба были уверены, что теперь их точно отчислят за своеволие.

Как проще всего сделать это? Элементарно: отнять подаренное. Прямо здесь и сейчас. И два человека полетят, нелепо кувыркаясь, вниз, где и разобьются о воду. Тела, надо думать, всплывут на радость акулам. И никто не виноват, даже Ньютон со своим всемирным тяготением. Сами подставились: мол, вот они мы, поступай с нами как хочешь, а мы сделали то, что сочли нужным. Не могли не сделать хотя бы этой малости.

Может, и расщедрится космический бог, не убьет дураков… Только не стоит обольщаться. Потому что неизвестно, сотрет ли Рудра отбракованным неудачникам память о том, как они были почти богами, или оставит, как дяде Мише. Для Рудры это не стоящая внимания мелочь, а каково человеку?

–Ты-то хоть творил добро,– со вздохом вымолвил Хорхе.

–А ты?

–А я истреблял зло. Это другое.

–Все равно ты изменил баланс добра и зла в пользу добра,– возразил Василий.

–На микроскопическую величину. И потом, откуда ты знаешь, что в пользу добра? И надолго ли? Придут другие…

Месть – вот чего, оказывается, сильнее всего желал панамец, соглашаясь стать кандидатом в боги. Он сам покаялся в этом Василию.

–Я убил их всех. Всех, кто был причастен к убийству моей семьи. И главарей, и исполнителей, и просто шестерок. И еще кое-кого, кто не был причастен, но мог бы…

Наркоторговцы, понятное дело. Картель.

Василий не осуждал, а Хорхе долго рассказывал о своей семье и зверской расправе над ней. И о том, как и почему выжил сам, хотя не должен был выжить. И о том, как сегодня, найдя убийц, он судил и казнил их всех – кого быстро, одного даже безболезненно, а кое-кого мучительно…

Потом он захотел узнать, чем занимался Василий.

–У тебя больше шансов, чем у меня,– признал Хорхе, выслушав.– Но все равно очень мало.

Василий не спорил – сам понимал, что напортачил. Поддался естественному порыву творить добро… да разве это божеское дело? Доброты можно ждать от придуманных людьми богов, а уж никак не от галактических координаторов. Похоже, их дело – сохранять баланс, а не нарушать его.

И вот два неудачника сидят не на пошлом облачке, а просто на воздухе в ожидании момента, когда земное притяжение швырнет их в океан. И оба не слишком жалеют о том.

Говорят, что хуже нет, чем ждать и догонять… Тоже, сравнение! Ждать намного хуже. Когда догоняешь, ты весь в процессе, ты занят, и мысли у тебя коротенькие.

–Ты доволен?– спросил Василий.

–Казнил убийц – радовался,– признался Хорхе.– А теперь… даже не знаю. Пусто как-то. А ты?

–А что я? Что мог, то и сделал. Одного гада, правда, прикончил, ну и правильно сделал. А потом боялся: Рудра вмешается, остановит. Очень боялся. Нет, ничего, не остановил…

–Я не о том. Как ты вообще попал в тот детский онкологический центр?

–Просто почувствовал его. Знаешь, оттуда такая эманация шла…

–А как лечил детей?

Наморщив лоб, Василий помолчал.

–Сам не знаю,– признался он наконец.– Я же не врач, не онколог. Там у меня никаких особых мыслей не было, только ощущения. Настраивался на одну волну с ребенком и как-то… нет, не лечил. Просто приказывал больному организму стать здоровым. Чаще всего срабатывало. А где не получалось приказать, там уговаривал.

–Уговорил?

–Угу.

Еще помолчали.

–В общем, мы сделали все, что могли,– подытожил Хорхе.