Двое из Холмогорья - Галина Львовна Романова

— Прекрати! — взвыл Керагаст. — Как ты можешь?

— Обыкновенно. Слушай, отцепись, не мешай!

— Не могу, — прохрипел тот. — Меч застрял!

— Ах это… — Скелет легко перехватил меч за лезвие и вытянул из ребер. — На, забери свою игрушку!.. Эй ты! — Отвернувшись от молодого рыцаря, он опять пнул ногой могильный холм. — Ты там как? Отвечай! Прием! Прием!

Земля заколебалась. Несколько секунд Керагаст был уверен, что вот-вот могила разверзнется и наружу выберется некто, но страшного чуда не произошло. Наклонившись, скелет прислушался к чему-то недоступному живому человеку, потом выпрямился и легко махнул рукой:

— Расслабься! Он сказал, что пока полежит один. Так что собирай вещички и дуй на поверхность!

— Ни за что, — уперся Керагаст. — Это мой долг и мой выбор. Я останусь тут. Безымянного нельзя оставлять одного! Он опасен!

— Это он тебе сказал? Да не волнуйся ты так! Он же мне передал, что полежит один! Подумает о вечном… Пошли-пошли! Вот беда с этими рыцарями! Жутко упертые!

— Нет!

— Ну тогда я пойду один, — неожиданно легко согласился скелет и направился к выходу, — но я вернусь! И запомни: меня зовут Калидор!

Слух о том, что в одной из лабораторий Ордена сейчас состоится сеанс некромантии, облетел всех еще быстрее, чем весть о скоропостижном выздоровлении Великого магистра. Попробуй ничего не заметить, когда племянник сэра Годована еще с порога поставил всех на уши, потребовав магические ингредиенты, за коими послал в свою комнату и в лаборатории алхимиков.

Настоящей магией Орден Щитоносцев не занимался — не только потому, что опытных магов не было. Просто рыцари оставили себе слишком мало места для маневра. Они довели до совершенства алхимию, астрологию, ясновидение и некоторые другие дисциплины, но совсем забросили некромантию, считая недостойным вмешиваться в промысел Единого.

Дескать, уж если кто-то умер, нечего пытаться спорить с судьбой и воскрешать трупы. То, что племянник Великого магистра собирается «поговорить» с трупом пещерного морла, было так необычно, что младшим магистрам пришлось самолично выталкивать из коридора любопытных.

Обгорелые останки морла Терри собственноручно разложил в комнате, начертил вокруг них пентаграмму и расположил свечи. Благодаря броне, покрывавшей большую часть тела твари, туша сохранилась довольно хорошо. Разве что сгорели летательные перепонки и все тело здорово обуглилось.

Дверь в комнату была закрыта, но сквозь щели до него доносились взволнованные голоса, комментирующие каждое его действие:

— Ты смотри! Режет! Он ему горло вскрывает!

— Зачем?

— Откуда я знаю… Ой! Ну и ну! Читал я об этом, но никак не думал…

— Да чего там? Говори живее или дай посмотреть!

— Он его препарирует! Ничего себе панцирь! Фу, какая гадость!

— Дай посмотреть! Ни фига себе!

— Пусти, теперь моя очередь! Я тоже хочу!

— Ай! На руку наступили! Сойди с пальцев, ты, боров!

— Ты кого боровом назвал? Сам кабан!

— Да я тебя сейчас…

— Слушайте, идите!., отсюда! Смотреть мешаете! Выкиньте их кто-нибудь, пока я сам с ними не разобрался!..

Под этот аккомпанемент Терри закончил приготовления и даже смог сконцентрироваться для начала действа.

Пробиться к давно угасшему сознанию оказалось тяжелее, чем он думал. Дело было не только в том, что смерть наступила много часов назад. Просто морл животное и разумом не блещет.

Как молодой чародей и предполагал, убить морла оказалось трудно. Даже после удара мечом в сердце он умер не сразу. Чудовищную тварь добил огонь, поэтому в сознании царили боль и ненависть. Страх, который сопровождал последние минуты жизни самки, тут отсутствовал. Зато ненависти было столько, что Терри застонал, как от боли.

Мертвый морл нанес последний удар. Умирая в ненависти к роду человеческому, он атаковал первого же оказавшегося в пределах ментальной досягаемости представителя вражьего стана. Терри показалось, что его разум сжали в раскаленных тисках. Смердящая огненная пасть приблизилась, распахнулась во всю ширину, заслоняя мир.

— Ненавижу!

— Пусти!

— Смерть тебе, чародей! Ты убийца!

— Пусти! Ты ошибаешься! Я непричастен к твоей смерти! Я ищу того, кто послал тебя на смерть!

— На смерть! На смерть! Смерть ему!

— Кто он?

— Смерть всем! Всем!

— Как его найти?

Но сознание морла уже агонизировало, и лишь смутно, силуэтами, всплыло несколько лиц, настолько искаженных, что опознать их не представлялось возможным. Ясно было одно — эти люди пришли в пещеры, где жили морлы, и пленили их с помощью каких-то амулетов. Они отняли у морлов детеныша и спрятали его где-то там, куда потом помчались взрослые твари…

Сознание путалось, распадалось на обрывки и совсем мирные воспоминания — если сцены охоты и битвы за самок можно считать таковыми. Туман охватывал все вокруг, образы таяли, проваливались куда-то на дно черного бездонного колодца, и Терри изо всех сил тянулся за ними, пытаясь ухватить хоть какую-то ниточку, хоть один образ, звук, запах или обрывок мысли, хоть что-то, что могло бы ему помочь. Их было много, сцен из долгой жизни пещерного морла, и молодой чародей запоминал все, чтобы потом проанализировать и вычленить главное.

Если оно когда-нибудь настанет, это «потом».

Ибо сейчас Терри падал вслед за угасающими обрывками сознания умирающего морла, падал в бездну беспамятства, откуда нет выхода. Падал и не знал, как ему затормозить падение.

Проплывают в безмолвии комнаты заброшенного замка. Вокруг пыль, паутина, сквозняк бьет из всех щелей. Из окошек выпали слюдяные стекла, и ветви молодых деревьев тянутся в покои. Замок заброшен, но в нем теплится жизнь. Тенями скользят слуги, а может быть, те, кто когда-то были слугами. Время от времени вспыхивает, озаряя большой пустой зал, огонь в старом камине, и тогда странные зловещие тени ложатся на стены. Где-то слышатся голоса и шорох шагов. Это здесь.

Он скользит по широким лестницам, почти не касаясь ступеней и перил. Ветер несет его. В этом ветре запах пыли. Он мертвый, этот ветер, мертвый, пустой и холодный. Ветер несет его мимо распахнутых дверей, ведущих в разоренные комнаты, мимо залов, погруженных во тьму, он несет его вверх и вверх, куда-то на вершину самой высокой башни.

Куда? Зачем? Ему надо вниз!

Он точно знает, что надо вниз, что именно внизу он найдет что-то очень важное, из-за чего попал сюда. Что-то ценное, что-то бесконечно дорогое. Но ветер упрямо тащит его вверх. Он лучше знает, этот ветер. И приходится подчиниться.