Контрреволюция. Как строилась вертикаль власти в современной России и как это влияет на экономику - Сергей Алексашенко

Четко идентифицировав угрозы, Путин максимально ограничил возможности участия тех, кого он считает своими врагами, в политической жизни. Провозглашая повышение роли партий в избирательном процессе, Кремль решительно сворачивал реальную многопартийность. Были резко повышены требования к количественным параметрам (обязательное наличие в партии не менее 50 тысяч членов против 10 тысяч ранее), существующие партии были обязаны пройти перерегистрацию с соблюдением всех процедур, установленных для первичной регистрации. Проходной барьер в Государственную думу повышался с 5 до 7 %[306], и, что сильнее всего било по интересам избирателей, запрещалось создание избирательных блоков для участия в выборах.

Практика создания избирательных блоков была важной составной частью политической жизни России. Возникавшие политические партии не имели устойчивой поддержки в обществе и различались между собой главным образом не идеологически, а именами своих амбициозных лидеров. Политикам было сложно строить долгосрочные договоренности между собой в быстро меняющихся условиях, когда большинство альянсов и союзов были ситуационными, но накануне выборов многие предпочитали объединяться в избирательные блоки, хорошо понимая, насколько низки их шансы на прохождение ограничительного барьера.

Повышение барьера для прохождения в Думу до 7 % еще больше снизило шансы многих партий, и казалось, создание избирательных блоков могло бы постепенно привести к консолидации партийной жизни. Но это не соответствовало интересам Кремля, который нацелился на формирование лояльного парламентского большинства и не хотел расширения политического представительства в Думе. Попытка обойти введенное ограничение и договариваться о выдвижении кандидатов нескольких партий в одном партийном списке была немедленно пресечена: в июле 2006 г. закон запретил партиям выдвигать в качестве своих кандидатов членов других партий.

Чтобы облегчить прохождение законопроекта в Думе, в него внесли норму об увеличении в 10 раз бюджетного финансирования партий, представленных в Государственной думе. Так Кремль вознаградил парламентскую оппозицию за лояльность.

Помимо финансовой поддержки, в 2006 г. парламентские партии получили еще один подарок из рук Кремля: гарантированное освещение их деятельности на федеральных телеканалах. И опять неудивительно, что не представленные в Думе партии такого права не получили. Хотя с юридической точки зрения все парламентские партии имели равные права на доступ к СМИ, в реальной жизни все обстояло совсем не так: если телевидение не говорило о принадлежности показываемого политика к конкретной партии, а только называло его должность, то этот эпизод не учитывался при определении общего времени, полученного партией. Понятно, что пользоваться такой «льготой» удавалось главным образом представителям «Единой России», которые занимали большинство руководящих постов в федеральном и региональных парламентах. В результате правящая партия получала как минимум в два раза больше времени на федеральных телеканалах, чем любая другая.

Серьезность намерений Кремля взять российскую политическую систему под полный контроль вскоре стала очевидной всем. Из 44 существовавших в конце 2004 г. политических партий к выборам 2007 г. в стране осталось всего 15. Действующие партии, если их лидеры были неугодны Кремлю, ликвидировались под надуманными предлогами; ни одной из ликвидированных партий не удалось отстоять свою правоту в российских судах[307]. Все это делало крайне проблематичным прохождение в Думу политиков, которые не желали идти на сотрудничество с Кремлем и кооптироваться в созданную Путиным политическую конструкцию.

После таких реформ для «несистемной» оппозиции оставался лишь один метод ведения политической деятельности – демонстрации и митинги, которым категорически противился Кремль. По словам Александра Волошина, Владимир Путин всегда считал публичные акции недопустимым методом политической борьбы[308]. Он хорошо видел, что «цветные революции» на постсоветском пространстве стали результатом сочетания давления парламентской оппозиции и уличных протестов и дал свое «добро» на решительное ограничение публичных акций.

Принятый в июне 2004 г. закон установил режим согласования митингов с местными органами власти, чем фактически изменил российскую Конституцию, гарантирующую свободу митингов и демонстраций. Используя принятый закон, власти стали регулярно отказывать оппозиционным политикам в проведении публичных акций или выдавали разрешение на их проведение в удаленных районах. Такая практика привела к тому, что большое количество публичных акций политической оппозиции в России стало проходить без получения разрешения, что в глазах Кремля делало их незаконными. Ответом стали начавшиеся репрессии в отношении лидеров протестов, которых заносили в «черные списки», регулярно задерживали и которых суды приговаривали к административным арестам[309].