Тени в переулке - Эдуард Хруцкий

Жильцы вызвали милицию. Дом находился в одном квартале от 64-го отделения, поэтому опера прибыли стремительно. На лестничной клетке они обнаружили труп и двоих раненых: одного из пистолета, второго – ножом.

Раненый вор честно поведал оперу МУРа, который взял дело в свою разработку, что они фраера не штопорили, а хотели отвезти его на правеж из-за пропавшего общака.

Пока раненый лейтенант лежал в больнице, в доме его произвели обыск и обнаружили драгоценности и деньги. К нему в больнице приставили хорошенькую медсестру-агента. Та весьма кокетливо и многозначительно ухаживала за больным, и у них начался легкий флирт.

Однажды раненый попросил ее позвонить по телефону, дал номер и велел передать, что он в больнице. Интуиция не подвела сыщиков: у раненого были сообщники. Оперативная группа выехала по установленному адресу и арестовала еще одного бывшего лейтенанта.

При обыске у него нашли оружие, ценности, деньги. Но лейтенант спокойно сказал, что деньги у него от продажи машины, вывезенной из Австрии, а ценности он тоже добыл в качестве трофея в далекой Вене.

Лейтенант жил в Сокольниках, в собственном доме, доставшемся от родителей. Опера начали искать улики в сарае и даже в деревянном туалете во дворе. И нашли фибровый чемодан, на котором была прикреплена бирка завода «Электроприбор».

Кассирша безошибочно опознала свой чемодан среди других.

Лейтенант все взял на себя. Ему грозила высшая мера, так как экспертиза установила, что дядя Костя был убит из его оружия. И это лейтенант взял на себя.

И пошел по делу об убийстве и нападении на кассиршу один. Второй был привлечен за превышение пределов необходимой обороны, повлекшее за собой убийство. Но он был фронтовик, орденоносец, а потерпевшие имели богатое криминальное прошлое, так что большой срок ему не грозил.

А третьего они не сдали, как ни давили на них опера.

Наверное, если бы дядя Костя не приходил в наш двор играть в домино, я так и не узнал бы эту историю. И не стал бы докапываться до всей правды о воровских общаках.

* * *

Я иду через свой старый двор, выхожу в Большой Кондратьевский переулок. Здесь на месте деревянных домов стоят кирпичные здания, однообразные и серые, как казармы.

Нет флигелька, в котором жил таинственный человек дядя Костя, да много чего нет. Но место, где мы копали ямы, разыскивая клад, сохранилось.

Я иду и вижу, что под лучами солнца что-то тускло блеснуло. Наклоняюсь, поднимаю с земли чуть позеленевший пятак сорокового года. Он лежит на орле. А значит, по нашим старым приметам, должен принести мне фарт.

Я беру его, протираю, кладу в карман. Кто его знает, а вдруг принесет?

Я уже начал забывать об этом. О двух черных годах своей жизни. Не вспоминал о них – и все дела. Но начал смотреть сериал «Московская сага», и словно через полвека вернулось ко мне необъяснимое ощущение тревоги.

Мой отец всю свою жизнь работал за границей, где весьма удачно, как мне потом говорили, интересовался чужими секретами, и хорошо знал, что на родине «отблагодарить» могут по-разному. Возвратившись домой, он был готов к тому, что его могут посадить. Но арестовать отца не успели, он застрелился, спасая семью от этапа в далекую Колыму. Тем не менее семья была взята в разработку.

Меня и мать таскали к следователям МГБ. Мать допрашивали даже на Лубянке, меня такой чести не удостоили, и работали со мной люди из Свердловского райотдела МГБ.

Вызывали на допрос, а потом несколько месяцев не трогали, и я был уверен, что все закончилось и летом я смогу поступать в институт.

Но через несколько месяцев меня опять вызывали в райотдел и все начиналось заново. Допрашивал немолодой подполковник Алексей Степанович, которому, видимо, надоело это бесперспективное дело – он поил меня чаем из термоса и угощал домашним печеньем.

Копали по двум направлениям: кто посещал нашу квартиру и о чем говорил отец по телефону.

Надо сказать, что вырос я на Тишинском рынке и именно там окончил среднюю школу жизни, а высшее образование получал на московском Бродвее.

С малых лет я точно знал, что операм надо «гнать порожняк» и находиться в «полном отказе».

Этому меня учил и мой дядька, а он, как классный опер, в таких делах разбирался.

– Спаси тебя бог назвать хоть какое-нибудь имя, – говорил он, – ты вполне можешь подвести невиновного человека под срок.

На допросах я отвечал, что при мне приходили только родственники и больше никого я не видел, а с кем и о чем мой отец говорил по телефону – понятия не имею.

Алексей Степанович записывал мои ответы, они, как и вопросы, были в разных интерпретациях, я расписывался, допивал чай, и дежурный провожал меня до выхода и возвращал паспорт.

Но однажды, когда меня снова вызвали, не было ни Алексея Степановича, ни чая. За столом сидел молодой мужик, лет тридцати.

Вопросы были те же самые, и я отвечал по накатанной.

– Больше ничего не помнишь? – спросил следак.

– Нет.

– Ну иди в соседнюю комнату, вспоминай.

Соседняя комната была небольшой. У окна стоял обшарпанный канцелярский стол, на нем графин с водой и желтоватыми подтеками на стекле.

Было десять тридцать утра, я сел и стал ждать. Время шло. Постепенно темнело окно. Вошел старшина и зажег лампочку под потолком.

– Если хочешь покурить, – сказал он мне вполне миролюбиво, – иди в туалет.

Я пошел в туалет.

Вернулся в комнату, и опять потянулось время. Следователь появился только в двадцать два часа и пригласил меня в свой кабинет.

– Вспомнил?

– Мне вспоминать нечего.

– Ну иди пока. Паспорт тебе дежурный вернет. Я вышел из райотдела на улицу Горького, как всегда в это время полную веселого народа, фланирующего по московскому Бродвею. Из автомата позвонил матери, сказал, что я на воле, и пошел к дому.

Не было в этот вечер настроения вливаться в веселую толпу.

Я свернул в Козицкий переулок и у ворот сквера на Вахрушенке встретил своего кореша Женьку, который вместе со мной тренировался в «Пищевике».

– Ты откуда?

– От следака.

– Да на тебе лица нет. Пойдем выпьем.

– Я в кабак не хочу.

– А зачем в кабак? Пойдем к хорошим людям. Есть здесь одна хата, по-нашему «малина».

Женька был представителем серьезной вахрушенской семьи. Отец его отбывал срок за сейфы, брат только что освободился, да и сам мой кореш тянул срок в свое время по малолетке.

Мы прошли лабиринтами Вахрушенки, вошли в подъезд и поднялись на третий этаж. Женька постучал в стену рядом с дверью, словно отбил сигнал морзянки. Дверь отворилась, на пороге стояла знакомая мне до слез продавщица знаменитых печеных пирожков в Елисеевском магазине.