Графиня Солсбери - Александр Дюма

Французы, в чьих руках уже находился граф, сочли, что если они смогут взять в плен графиню и ее сына, то войне скоро придет конец, и стали наступать на Энбон. Поэтому в середине мая, как-то утром, на крепостных стенах часовые закричали: «Тревога!». Это на горизонте показалась французская армия.

Рядом с графиней были епископ города Леона, что в Бретани; ее племянник мессир Эрве, ранее оборонявший Нант, мессир Ив де Трезегиди, сир де Ландерно, владелец замка Гэнган, братья де Кирьек, мессиры Анри и Оливье де Пенфор. Все они по сигналу тревоги бросились на крепостные стены, тогда как графиня, приказав бить в большой колокол, вооружившись, как мужчина, верхом на боевом коне разъезжала по улицам города. Французы, подойдя ближе, увидели, что город не только надежно защищен укреплениями и мощными стенами, но также имеет много закаленных солдат и доблестных капитанов; посему они остановились на расстоянии полета стрелы и стали разбивать лагерь, как это делается, когда намереваются начать осаду. Между тем несколько молодых генуэзских, испанских и французских воинов подошли совсем близко к внешним укреплениям, на тот случай если осажденные пожелают вступить с ними в схватку. Защитники города оказались не из тех, кто отступает; силы противников были почти равны, и завязался упорный, жестокий бой, показавший, что мощная атака встретит ожесточенное сопротивление. После двух или трех часов битвы осаждавшие были вынуждены отступить, оставив — особенно генуэзцы, самые отчаянные из них, — немало трупов на поле сражения.

На следующий день французские рыцари держали совет и решили, что завтра они атакуют внешние укрепления, чтобы проверить, как будут держаться бретонцы. Поэтому в час заутрени французы выступили из лагеря и атаковали укрепления. Тогда горожане открыли ворота и бесстрашно вышли защищать выдвинутые вперед укрепленные рубежи. Сразу же начался штурм, и с тем же ожесточением, что и накануне, он продолжался до трех часов дня, когда вторично отброшенные французы были вынуждены отойти, потеряв много убитыми и унося множество раненых. Увидев это, французские сеньоры, которые вышли из лагеря и присутствовали, словно на спектакле, при этом бое, пришли в ярость великую и отдали приказ своим воинам, усилив их свежими войсками, снова идти на приступ. Защитники же Энбона, ободренные первым успехом, с мужественным сердцем и доброй надеждой опять вступили в бой. Все сражались как могли — одни идя на штурм, другие защищаясь, — когда графиня, поднявшись на башню, чтобы посмотреть, как держатся ее люди, заметила, что французские рыцари оставили свои палатки и выдвинулись к месту сражения; тогда она спустилась с башни, вскочила на лошадь и, собрав три сотни самых храбрых воинов на самых резвых конях, выехала с этим отрядом из ворот, которые нападавшие не штурмовали, сделала большой крюк и с тыла ворвалась в лагерь рыцарей Франции: он охранялся только слугами, разбежавшимися при этом нападении. Каждый из всадников, державший в руке горящий факел, швырял его или на полотняную палатку, или на деревянную хижину; весь лагерь мгновенно был объят пламенем. Французские рыцари увидели густой столб дыма, поднявшийся над лагерем, и услышали крики беглецов: «Нас предали! Предали!». Они тотчас прекратили штурм, чтобы отразить эту внезапную атаку, и, вернувшись в свой лагерь, увидели, что графиня со своими людьми отступает в направлении Оре: она решила, что раз ее обнаружили, то она не сможет вернуться в Энбон. Мессир Людовик сразу же оценил, насколько слабы силы тех, кто только что посеял панику в рядах целой армии, и, вскочив в седло, бросился с пятьюстами всадниками в погоню за графиней, но успеха не достиг. Слишком далеко вперед ушли она и ее люди, и маршалу удалось нагнать лишь тех из них, кто был на плохих конях; эти всадники, отстававшие в скорости от других, были убиты или взяты в плен. Графиня же целой и невредимой вместе с почти двумястами восемьюдесятью воинами прискакала в замок Оре (по преданию, он был выстроен королем Артуром): в нем находился сильный гарнизон.

Однако французские рыцари, потерявшие свой лагерь, едва оправившись от внезапной атаки, решили расположить новый лагерь ближе к городу. Они срубили почти весь лес в окрестностях и начали строить бараки; жителям Энбона они громкими криками предложили отправиться на поиски пропавшей графини; горожане, видя, что графиня не вернулась, были склонны поверить, что с ней случилось несчастье, и сильно встревожились. Со своей стороны, графиня думала, что ее отсутствие очень беспокоит и ослабляет горожан. Поэтому она усилила свой отряд всеми воинами, коих посчитала лишними для обороны Оре, оставив капитанами гарнизона мессиров Анри и Оливье де Пенфоров, и, встав во главе небольшого отряда, численностью в пятьсот храбрых всадников, выступила из замка около полуночи и, тихо, под покровом темноты обогнув французскую армию, подъехала к воротам Энбона той же дорогой, какой и выбралась из города. Как только ворота за ней захлопнулись, слух о возвращении графини распространился по всему городу. Тотчас затрубили трубы и забили барабаны, подняв такой шум, что осаждавшие тут же проснулись, считая, что их лагерь атакуют, и схватились за оружие. Убедившись, что вылазки не последовало, французы решили, что, поскольку они готовы к бою, следует предпринять новый штурм. Защитники города, вдвойне ободренные и своими прежними успехами, и неожиданным возвращением графини, как обычно, встретили осаждавших в полной готовности; по мере того как французы продвигались вперед, бретонцы выдвигались к внешним укреплениям. Но и на сей раз произошло то, что не однажды случалось раньше: после сражения, продолжавшегося с рассвета до часа пополудни, французские рыцари были вынуждены отступить, ибо стало очевидно, что их люди гибнут бесполезно и без всякой надежды на успех.

Тогда французы решили действовать иначе; людей у них хватало, но не было осадных орудий, поэтому они разделили армию на две части: одна под командованием его светлости Карла Блуаского пошла осаждать Оре; другая (ею командовал мессир Людовик Испанский) осталась под стенами Энбона. Потом был послан большой отряд: он должен был перевезти в армию Людовика Испанского двенадцать больших осадных орудий, оставленных французами в Рене. В тот же день это и было исполнено. Его светлость Карл Блуаский ушел на Оре, а мессир Людовик Испанский остался под стенами города до тех пор, пока не будут доставлены осадные машины.

На это ушла неделя, и осажденные, не понимающие, чем вызвана подобная бездеятельность, с высоты крепостных стен язвительно издевались над леностью своих врагов, узнали наконец ее причину, увидев, как к французскому лагерю медленно ползут башни на колесах и огромные метательные орудия (в ту эпоху они составляли необходимый арсенал всякой осады). Французы не стали терять времени и, выстроив осадные орудия в ряд, начали засыпать город градом камней, которые не только убивали прохожих на улицах, но и разрушали дома, проламывая крыши и разбивая стекла. После этого большое мужество, проявленное осажденными, начало ослабевать, и епископ Леонский — как церковнослужитель он проявлял гораздо меньше усердия в обороне, нежели те люди, кому то полагалось в силу их ремесла, — стал внушать горожанам Энбона, что благоразумнее начать переговоры с его светлостью Карлом Блуаским, нежели продолжать защищать дело, против которого выступает столь могущественный сеньор, как король Франции. Предложения, прямо касавшиеся выгод горожан, всегда встречали отклик. Люди начали глухо роптать, потом стали громко заявлять о сдаче города и договоре, и слухи об этом дошли до графини, с минуты на минуту ждавшей подкреплений, что должны были подойти из Англии; она умолила сеньоров и горожан подождать три дня и не принимать никакого решения. Ужас, внушенный горожанам епископом, был так велик, что люди, поклявшиеся защищать город до смерти, сочли отсрочку, потребованную графиней, слишком долгой; тем не менее одни настаивали на том, чтобы она была графине предоставлена, другие же, наоборот, хотели сдаться на следующий день. Вся ночь прошла в спорах этих сторон, и, конечно, если бы французам пришла мысль пойти на приступ, то они легко овладели бы городом, осада которого обходилась им так дорого; но они, не зная, что происходит за его стенами, продолжали разрушать укрепления. Короче говоря, партия епископа Леонского победила, и спор теперь шел лишь о выборе гонцов, чтобы послать их к мессиру Людовику Испанскому, когда графиня, удалившаяся к себе в комнату и даже не уверенная в том, позволят ли ей с сыном покинуть город, выглянув в окно, увидела, что на море появилось много кораблей. Она закричала от радости и выбежала на балкон дворца.