Две дамы и апельсиновый джем - Анна Викторовна Дашевская

в этом могла принимать участие миссис Мэрфи, повивальная бабка. Ну, да, – в ответ на недоумённый взгляд столичного гостя женщина грустно усмехнулась. – У нас, молодой человек, глубинка. По сей день есть семьи. которые в клинику ни ногой. Рожают женщины дома, а потом с осложнениями маются… Так! – миссис Дойл хлопнула по столу ладонью. – Поел-попил? Пошли!

– Угу, – промычал Стэмфорд, заталкивая в рот последний кусочек булочки с орехами; оставить на столе этот деликатес показалось ему кощунственным.

«Повивальная бабка» жила вовсе не в полуразвалившемся домишке за чертой города, как вообразил себе Стэмфорд. Хороший крепкий двухэтажный дом через пару улиц от городской стражи, не так давно покрашенный, с чистыми большими окнами и дверным молотком в виде львиной головы. Табличка возле входа сообщала, что в доме ведёт приём миссис Ариадна Мэрфи, «маг-специалист по женским проблемам».

Миссис Дойл фыркнула и забарабанила в дверь.

В общем, понятно стало, что две женщины в контрах давным-давно. И как теперь строить разговор, скажите на милость?

Хозяйка дома оказалась примерно ровесницей Эллианы, но выглядела пухленькой, уютной бабушкой с пышными седыми волосами и голубенькими глазками за золотыми очками. Глазки смотрели не менее цепко, чем пылающие зелёные очи Эллианы Дойл.

Вопрос миссис Мэрфи выслушала и поджала губы.

– Да будет вам известно, я свои книги веду безукоризненно! Бе-у-ко-риз-нен-но! – повторила она по слогам, наслаждаясь их звучанием. – Конечно, не вспомню сразу, что происходило почти тридцать лет назад, но могу пойти в архив и проверить. И можешь быть уверена, Элли, что в моём архиве не найдётся ни пылинки!

Миссис Дойл фыркнула негромко, но промолчала.

Архив был магически упакован в несколько десятков небольших картонных коробок, размером не больше шкатулки для писем каждая. Увидев коробки, Стэмфорд вспомнил дело о фабрике упаковки, которое заканчивали его коллеги, пока он тут наслаждался булочками, и совесть укусила его особенно больно.

– Леди, очень прошу вас обеих – вопрос сверхсрочный! – взмолился он. – У меня командировка всего на один день!

– Не волнуйтесь, юноша, – строго ответила миссис Мэрфи. – Какой год, вы сказали, сто шестьдесят первый? Та-ак, вот здесь… – она сняла с полки коробочку, на которой совсем уж крохотными циферками были обозначены даты, поставила её на стол и пробормотала заклинание.

Коробка увеличилась в размере до картонного монстра, и миссис Мэрфи вытащила из него первую тетрадь…

– Вот, нашла! – воскликнула Эллиана Дойл примерно через полтора часа и пять просмотренных ею тетрадей. – По нашим данным младенцу было не больше трёх дней, потому что пуповина только начала подсыхать. Вот твоя запись за восьмое июня: «Вызов в поместье Гарводж, дом садовника. Женщина, по словам экономки поместья, двадцати двух лет от роду, по имени Кэйлин, находилась без сознания. Родовая деятельность почти прекращена, воды отошли более двенадцати часов назад. Предлежание плода продольное, затылочное…», – она прервала чтение и вскинула взгляд на миссис Мэрфи. – Вспомнила?

– Вспомнила, – кивнула та, и помрачнела. – Не знаю насчёт двадцати двух, по виду, я бы девочке и восемнадцати не дала. И она была совсем слабенькая, будто её почти не кормили и не давали двигаться в последние недели. Не знаю, кем уж там она кому приходилась, а только лицом была как две капли воды похожа на Таллию Двайр, первую жену Патрика Двайра. Я старалась усилить родовую деятельность так, чтобы не повредить матери… магически, понятное дело, только всё напрасно. Ребёнок, девочка, родилась здоровенькой, только крохотной совсем, а мать так в себя и не пришла. Меня из Гарводжа выставили в пять минут, даже обмыть и взвесить ребёнка не дали, сказали, всё сделают сами.

– Когда вы уходили, мать была жива? – спросил Стэмфорд.

– Жива, но без сознания. Что было дальше – не знаю, мне пришлось уехать в тот же день, – она смущённо улыбнулась. – Дочь в Эдинбурге живёт, у мужа, и пришёл магвестник, что младший внук мой заболел. Я тут же собралась… Месяца три меня не было тогда, у мальчишки анемия обнаружилась.

– А пока тебя не было, этот… – челюсти миссис Дойл сжались, будто она удерживала готовое сорваться с губ проклятие. – Патрик Двайр всё обстряпал. Дочь это его была, вот что, его и Таллии! И внучка родилась. Ну как же – девочки, никому не нужные и не интересные, у настоящего мужика только парни рождаются. Он и Таллию в могилу свёл, потому что двух дочерей родила.

– А что, городская стража ничего не предприняла по этому поводу? – рискнул спросил Стэмфорд.

В ответ получил два абсолютно одинаковых злобных взгляда, даром что один голубой, а другой зелёный.

– Двадцать семь лет назад Патрик Двайр был мэром Слайго, – словно выплюнула миссис Мэрфи. – А двадцать пять лет назад… Двадцать пять, Элли? – получив подтверждающий кивок, она продолжила, – его вызвал на бой Брайд Конахан, брат Таллии.

– И?

– И мэром Слайго стал другой человек, поместье Гарводж выставили на торги. Там теперь школа для мальчиков.

Стэмфорд поперхнулся.

– Вы хотите сказать, что вот так просто на глазах у всего города один гражданин убил другого, и городская стража ничего по этому поводу не сделала?

– Ну почему же? – пожала плечами миссис Дойл. – Во-первых, никто Патрика не убивал: бой он проиграл, да, а на следующий день его нашли мёртвым.

– Повесившимся в сарае, – добавила с явным злорадством её заклятая подруга.

– Именно. Наследников у него не было, вторая жена от него сбежала года за три до того…

Стэмфорда было не так легко сбить с намеченной дороги, но тут и он почувствовал, что у него кружится голова от обилия излишних сведений.

– Стоп, леди! – взмолился он. – Правильно ли я понимаю, что не осталось свидетелей? Никого, кто жил в поместье Гарводж в июне сто шестьдесят первого?

Миссис Мэрфи, убиравшая в коробку вынутые тетради, опустила руки и воззрилась на него с некоторым изумлением?

– Да отчего же? Там полно было слуг, тот же садовник, дворецкий, горничные. Думаю, что и экономка должна быть ещё жива. Как же её звали, Элли?

– Моррисон, – ответила миссис Дойл. – Синтия Моррисон её звали, и зовут по сей день.

Теперь столичного гостя в его извилистом пути