Повседневная жизнь в Северной Корее - Барбара Демик

Другая тема, которую Чон Сан не затрагивал в разговоре с девушкой, была личной. Молодой человек подозревал, что Ми Ран обидело его решение остаться работать в университете. Поддерживать отношения сейчас оказалось сложно, как никогда: железная дорога работала ужасно, почтовая система — ничуть не лучше. Да и дома все было непросто. Телефона ни у кого не имелось, а оставлять друг другу записки влюбленные не решались. Чтобы договориться о встрече, Чон Сану приходилось ловить Ми Ран на улице или на работе. Он часами пробирался через метель к детскому саду, используя в качестве ориентира железнодорожные пути. Когда он наконец приходил на место, пальцы его не гнулись от холода, а ему говорили, что воспитательница уже ушла.

Влюбленные виделись всего два раза в год — во время летних и зимних каникул. После долгой разлуки преодолеть первоначальное смущение бывало непросто. Ми Ран изменилась. Волосы, которые она раньше коротко стригла, отросли до плеч. Девушка собирала их в пучок, как большинство других молодых кореянок. Еще Чон Сан с удивлением заметил, что она начала пользоваться косметикой.

Но главное заключалось в том, что оба они уже стали по-настоящему взрослыми людьми: ему 27 лет, ей 25. Назревал вопрос об их будущем, но ответа на него не было.

Речь о браке зашла неожиданно во время одного из приездов Чон Сана домой. Ми Ран побывала на свадьбе у одноклассницы, а после ужина Чон Сан встретил ее возле дома, и они направились в сторону горячих источников. Был ясный вечер, кругом ни души. Молодой человек и девушка побродили по дорожкам среди деревьев, прошли мимо искусственного водопада и бассейна под ним. Наконец, они уселись на свою любимую скамейку, откуда открывался вид на горы и луну.

Ми Ран развлекала Чон Сана описанием свадебной церемонии и портретной характеристикой жениха. «Не понимаю, зачем люди женятся так рано», — вдруг выпалил молодой человек. Недавно он читал классическую корейскую поэзию и без труда извлек из богатого багажа, хранившегося в его памяти, стихотворение о печалях молодой невесты:

Разве тигр в горах может быть так страшен, как свекровь?

Разве самый сильный мороз может быть так суров, как свекор?

Даже бобовые стручки, лопающиеся под ногами, не глядят так нагло, как младшие братья мужа.

Нет, даже самый острый перец не так горек, как жизнь замужней женщины.

Чон Сану стихи казались забавными. Ми Ран засмеялась, но как-то неуверенно, и ему показалось, что она восприняла их как предостережение.

На самом деле Чон Сан не слишком задумывался о браке — или старался не задумываться. Как бы то ни было, он не мог представить в роли своей жены кого-то, кроме Ми Ран, даже при том что женитьба на ней лишила бы его шансов на вступление в Трудовую партию, а без членства в партии ему вряд ли удастся получить постоянное место в университете в Пхеньяне. Но все эти ограничения имеют силу только при существующем режиме. А что если он, Чон Сан, сбежит из КНДР, может быть, и с Ми Ран вместе? А что если режим падет? Благодаря ночным бдениям у телевизора, Чон Сан знал: коммунистических стран, подобных КНДР, в мире уже не осталась — разве только Куба. Раз немцы объединились в 1989 году после падения Берлинской стены, то, наверное, и корейцы в один прекрасный день станут единой нацией?

Всякий раз, проходя на улице мимо трупа, над которым кружились мухи, или мимо исхудавшего ребенка, умирающего от голода, Чон Сан чувствовал, что конец близок. Граждане КНДР жили как будто в состоянии постоянной войны: нескончаемые бедствия сыпались на них, словно бомбы. В таких условиях Чон Сан не мог строить планы даже на неделю вперед, а мысли о женитьбе казались и вовсе неуместными.

Внезапно ему стало жаль себя и Ми Ран из-за того, что им выпала такая несчастливая жизнь. Он не хотел обидеть девушку этими стихами. Скорее в качестве утешения, чем с какой-либо иной целью, он сделал то, чего никогда прежде не делал: наклонился и поцеловал ее.

Точнее, это было лишь подобие поцелуя: молодой человек только слегка прикоснулся губами к щеке Ми Ран, но даже такого они до сих пор ни разу себе не позволяли. Влюбленные знали друг друга уже тринадцать лет, встречались уже девять, но максимум, на что осмеливались, — это держаться за руки.

Ми Ран выглядела изумленной. Она не рассердилась, но встревожилась. Резко поднявшись со скамейки, девушка жестом призвала Чон Сана сделать то же самое. «Пойдем дальше», — сказала она.

Внезапный порыв Чон Сана застал Ми Ран врасплох. Хотя представление о сексе у нее было самым туманным, она знала, что поцелуй может привести к тому, чего она совсем не хочет. Ей не раз рассказывали истории о девушках, которые спали с мужчинами и оказывались в большой беде. В стране не существовало никаких контрацептивов, единственным средством контроля рождаемости были дорогостоящие и рискованные аборты.

В отличие от своего парня-мечтателя, Ми Ран много думала о браке. Две из трех ее сестер уже вышли замуж и имели детей, подружки по старшей школе обзавелись женихами. Ей пора было всерьез задумываться о своем будущем. Но она не надеялась, что Чон Сан на ней женится.

Правда, ее положение в последнее время улучшилось. К 1990-м годам у Ким Чен Ира появились более серьезные враги, чем семьи тех, кто сражался не на той стороне в Корейской войне 50-летней давности. Подобно тому, как исчезает детский шрам под старческими морщинами, постепенно стиралось клеймо политической неблагонадежности. Даже по северокорейским законам по прошествии трех поколений «дурная кровь» уже считалась достаточно разбавленной. Ми Ран и ее младшего брата приняли в педагогическое училище. Красота старшей сестры компенсировала ее происхождение, и девушка удачно устроилась в жизни: ее муж работал на военном предприятии, и они жили на закрытой армейской базе в одном из немногих близлежащих районов, где остались нетронутые леса. Она снабжала родственников грибами — ценным продуктом, который можно было обменять на другую еду.

И все-таки определенные ограничения продолжали существовать. Ми Ран, к примеру, сомневалась, что она или кто-либо из ее родных сможет получить разрешение на проживание в Пхеньяне. Если бы они с Чон Саном поженились, им в лучшем случае пришлось бы жить в Чхонджине, а она чувствовала бы себя виноватой в том, что он пожертвовал ради нее карьерой в столице. Глядя на его бледное серьезное лицо, на очки, которые он начал носить еще в школьные годы, девушка испытывала тревогу. Скорее всего, в Чхонджине Чон Сана ожидала бы судьба его учителей, тех самых умерших с голоду интеллектуалов, которые наизусть цитировали Толстого, но не имели ни малейшего понятия о том, как себя прокормить.

Не меньшую преграду представляли собой родители молодого человека. Ми Ран никогда не встречалась с ними, только слышала о них. Они наверняка пришли бы в ярость, вздумай Чон Сан на ней жениться. Его отец мог пригрозить, что убьет себя, а мать притворилась бы больной. Чон Сан был послушным сыном. Он никогда бы не пошел наперекор родителям.

Те, кто приехал из Японии, обычно заключали браки с себе подобными. Чон Сану подыщут подходящую невесту с японскими деньгами, или же он женится на какой-нибудь коллеге, интеллектуалке себе под стать. Этот романтически настроенный молодой человек был просто не ровня Ми Ран. «Нужно смотреть правде в глаза», — рассуждала она.