Немного ненависти - Джо Аберкромби

Стоило горничной почувствовать, что ее повысили, как она уже начала строить из себя невесть что. Савин прикинула вероятность того, что задушит ее к тому времени, как вернется Зури, и решила, что шансы примерно пятьдесят на пятьдесят.

Хильди угрюмо стащила фуражку с головы. Под ней обнаружилась невероятная масса подколотых шпильками бледно-золотистых кудряшек. Метелло хмыкнула, выражая интерес, спрыгнула с табурета и принялась тыкать в ее волосы гребнем, потерла один локон между указательным и большим пальцами и в конце концов, заставив Хильди взвизгнуть, выдернула одну прядку и поднесла ее к свету. Она бросила на Савин многозначительный взгляд из-под седых бровей.

– Какие у тебя прекрасные волосы, – сказала Савин.

– Ну, допустим, спасибо, – буркнула Хильди, все еще потирая голову.

– Я дам тебе за них три марки.

– За мои волосы? – Ее удивление не продлилось долго. – Десять!

– Пять. Под фуражкой их все равно не видно.

– Без них фуражка будет сваливаться. Десять или ничего.

– О, мне нравится эта девочка! Зури, дай ей двенадцать.

Зури вытащила из ниоткуда свой кривой нож.

– Стой смирно, дитя.

Савин наблюдала, как Зури аккуратно обрезает волосы девочки, оставляя щетинистый скальп.

– Словно солнечный свет, собранный в бутылку, – пробормотала она, когда Метелло принялась раскладывать прядки одна к другой. – Надо будет по дороге завернуть к моему мастеру париков. Ты свободна, девочка, можешь бежать.

При мысли о встрече с Орсо ее расстройство из-за предстоящего отъезда Зури почти испарилось. Она поймала взгляд Хильди в зеркале и подмигнула ей точно так же, как та подмигивала ей:

– Передай мастеру Суорбреку, что я буду очень рада с ним повидаться.

* * *

– Черт! – выдохнула Савин, откидываясь назад, совершенно обессиленная.

Она опрокинула кипу Суорбрековых бумаг, и лавина листков устремилась на пол позади нее. Она разжала руку: ладонь ныла от боли, поперек белой полосой отпечатался край стола.

– Ты… – Она выпутала пальцы другой руки из волос Орсо и потрепала его по щеке. – Похоже, ты тренировался.

– Так часто, как только мог, – ухмыльнулся Орсо, утирая лицо и движением плеча сбрасывая ее ногу.

– В самом деле, надо сказать Суорбреку… чтобы он поставил здесь кровать.

Ее дыхание все еще было прерывистым. Она выудила из-под плеча острый нож для бумаг и отшвырнула его прочь.

– О, мне будет не хватать этого стола! – Орсо наклонился к ней, но недостаточно далеко, так что ей пришлось поднять голову, чтобы поцеловать его. – Столько воспоминаний!

Она одернула юбки и потянулась к ремню на его поясе.

– Твоя очередь.

– Может, мы… сперва поговорим?

– Поговорим?

Прищурясь, она посмотрела на него. Она все еще чувствовала себя восхитительно размягченной, раскрасневшейся и трепещущей, однако если он надеялся воспользоваться этим, чтобы что-то ей всучить, его ждало жестокое разочарование.

– Что ты задумал?

– Это дело на Севере. – Он опустился перед ней на колени, серьезно глядя снизу ей в глаза. – Мы не можем допустить, чтобы Финри дан Брок сражалась за нас в наших битвах. Черт возьми, не зря же мы называемся Союзом!

– Мы, конечно, называемся…

– Им нужно чем-то ответить! – Он припечатал стол ладонью так, что задребезжали бокалы. – И мне кажется… что я должен возглавить это дело.

Савин разразилась хохотом, потом увидела, что он не смеется, и кое-как совладала с собой. Воцарилось неловкое молчание.

– Ты серьезно?

– Серьезнее не бывает. Я уже повидался с отцом. А потом с твоим отцом.

– Что?! – вскинулась она.

– Не считай меня совсем уж идиотом, Савин, я не стал говорить ему: «Ваше преосвященство, прошлой ночью я лизал киску вашей дочери». Он ничего не подозревает.

– Нужно быть смелым человеком, чтобы ставить на то, что может, а чего не может подозревать мой отец.

– По-твоему, я недостаточно смелый?

Он выглядел слегка уязвленным, и ей стало слегка жаль его.

– Ох, бедный мальчик! – Она обвила руками его шею, притянула к себе и нежно поцеловала. – Двенадцать лет ты только и делаешь, что пьешь, играешь в карты и трахаешь все, что шевелится, и тебя до сих пор никто не принимает всерьез?

– Ты не принимаешь, как я вижу.

Он встал и принялся застегивать свою рубашку.

На самом деле, – подумала Савин, – она, наверное, была единственной, кто принимал его всерьез.

– Но я же здесь, не так ли?

Она снова потянула его к себе, провела ладонью по его волосам и прижала его голову к своей груди.

– И что великие мира сего ответили твоему высочеству?

– Отец дал мне батальон и сказал, что я могу быть командующим, если наберу еще пять тысяч человек. Но для этого… мне нужны деньги.

Он провел кончиком пальца вдоль ее ключицы, остановившись на ямочке в основании горла.

– Ты знаешь людей. Богатых людей. Людей, которые смогут увидеть в этом… возможность для инвестиции.

Савин нахмурилась. Если предположить, что шансы на успех невелики, то она не могла портить свою репутацию, передавая такое предложение другим. Если же счесть, что шансы хороши, то в таком случае она хотела сама заняться этим делом. Однако пять тысяч человек… это огромные расходы! Униформа, оружие, доспехи, постели, провизия. Затем понадобится еще дополнительная армия тех, кто доставит этих людей к месту боевых действий и будет их там обеспечивать. Легион повозок, фургонов и вьючных животных. А также провизия и припасы для них.

К тому же, как бы ей ни хотелось быть щедрой, Орсо был более чем ненадежным человеком. Он держал вместо денщика постирушку из борделя, во имя всего святого! Он ничего не понимал в законах бизнеса, и тем более нельзя было ожидать, что он станет их соблюдать. Если она решит ссудить его деньгами, ей понадобятся гарантии. Кристально чистое понимание того, что она ожидает получить взамен. Контракт. Контракт настолько юридически нерушимый, чтобы даже король не смог из него вывернуться.

Возможно, воодушевленной ее задумчивым молчанием, он едва заметно, неуверенно улыбнулся ей:

– Ну, что ты думаешь?

Ее губы растянулись в ответной улыбке. И затем, совершенно независимо от мозга, произнесли:

– Я дам тебе деньги.

Наступило молчание. Когда на его лице наконец начало проявляться какое-то выражение, это было больше похоже на подозрительность, чем на благодарность. И кто мог бы его винить? В самом деле – она что, спятила?