Огненный крест. Книга 2. Зов времени - Диана Гэблдон

– Расслабься, саксоночка, – успокоил меня Джейми, заметив мое выражение лица. – Я научил ее, как надо, – она зашла сзади.

– Замечательно, – повторила я более ядовитым тоном. – Я полагаю, охотники впечатлились?

– О, еще как! – весело воскликнул Джейми. – А ты знаешь, что чероки позволяли своим женщинам не только охотиться, но и воевать? Ну, не слишком часто, – добавил он, – но время от времени какой-нибудь бабе взбредало в голову, и мужики шли за ней, представляешь?

– Безумно интересно, – ответила я, пытаясь отогнать картинку: Брианна, приглашенная возглавить боевой отряд чероки. – Да, кровь – не водица.

– Чего?

– Неважно. А медведей-то видели? Или были слишком заняты сравнительной антропологией?

Джейми прищурился над полотенцем.

– Видели следы – у Джосайи глаз наметан. И не только помет: нашли дерево, о которое зверь чесался, – шерсть в коре застряла. Он говорит, у каждого медведя есть любимое дерево или два и тот каждый раз к ним возвращается, так что, если хочешь завалить зверя, нужно разбить поблизости лагерь и ждать.

– Я так понимаю, пока стратегия не сработала?

– Сработала бы, – ответил Джейми, ухмыляясь, – только медведь не тот. Волосы на дереве были бурые, не белые.

Впрочем, поход оказался вполне удачным. Охотники описали огромный полукруг у деревни, зайдя как можно дальше в лес, а затем методично прочесали местность до реки и на мягкой почве низины, возле тростника, обнаружили отпечатки лап.

– Джосайя говорит – зверь другой, не тот, чью шерсть мы нашли в коре; да и Цаца’ви вроде бы узнал следы.

В результате все присутствующие эксперты пришли к заключению, что медведь устроил берлогу в густом тростнике, где летом темно и прохладно, к тому же куча птиц и мелкой живности. Даже олень мог бы там спрятаться в жаркую погоду.

– На лошади туда не заехать? – спросила я.

Джейми покачал головой, пальцами вычесывая листья из волос.

– Да и пешком-то не продраться – слишком плотно растет. Только мы не собирались туда лезть.

Вместо этого решили поджечь тростник, чтобы выгнать зверя – и остальную дичь – в низину и там убить. Судя по всему, это распространенный охотничий прием, особенно ранней осенью, когда тростник высыхает и легко воспламеняется. Однако пожар выгонит не только медведя, но и множество другой дичи. Поэтому отправили весточку охотникам соседней деревни, милях в двадцати, с приглашением присоединиться. Если повезет, зверья хватит на зиму жителям обеих деревень. К тому же чем больше охотников, тем меньше шансов, что медведь убежит.

– Разумно, – одобрила я. – Надеюсь, они не выкурят заодно и рабов.

– Кого? – застыл Джейми.

– Черных дьяволов – или что-то в таком духе.

Я рассказала ему о поселении (если это оно) беглых рабов (если это они).

– Вряд ли демоны, – сухо ответил Джейми, садясь передо мной, чтобы я заплела ему волосы в косу. – Не думаю, что им грозит опасность. Наверняка они живут на противоположном берегу реки. Впрочем, я поспрашиваю. Время еще есть: охотники из Канугалайи прибудут дня через три-четыре.

– Вот и хорошо, – заметила я, завязывая ремешок. – Как раз успеешь доесть всю голубиную печень.

* * *

Следующие несколько дней прошли довольно приятно, хотя напряжение постепенно нарастало. Наконец прибыли охотники из Канугалайи, что в переводе означает «Шиповник»; по крайней мере, так мне растолковали. Видимо, их пригласили из-за навыков охоты среди колючих кустарников, подумала я, однако уточнять не рискнула. Джейми, как обычно, с легкостью подхватывал чужой язык, но мне не хотелось лишний раз напрягать его, заставляя переводить игру слов.

Похоже, Джемми унаследовал способность деда к языкам: уже через неделю после нашего приезда он удвоил свой активный словарь, в котором половина слов была на английском, половина – на чероки; в результате его понимала только мать. Мой собственный словарь дополнился понятиями «вода», «огонь», «еда» и «помогите!»; в остальном я полагалась на доброту англоговорящих индейцев.

После надлежащих церемоний и шикарного приветственного пира (гвоздем программы, разумеется, была копченая голубиная печень с жареными яблоками) большая партия охотников отправилась на рассвете в путь, укомплектованная, помимо луков, мушкетов и ружей, сосновыми факелами и тиглями. Накормив охотников завтраком (маисовая каша с печенью и свежими яблоками), оставшиеся разошлись по домам и занялись плетением корзин, шитьем и разговорами.

Было жарко и влажно. В полях безжизненно застыли сухие стебли убранной кукурузы и подсолнуха, словно воткнутые спички. Ни малейшего ветерка; даже пыль не колыхалась на дорогах. Самый подходящий день для поджога, отметила я, прячась в прохладе хижины Сунги.

Посреди неспешных разговоров о том о сем мне пришло в голову спросить о компонентах амулета, который собрала Найявен. Конечно, она была из племени тускарора, и лежащие в основе верования могли различаться, но меня интересовала летучая мышь.

– Про мышей есть одна история, – начала Сунги, и я подавила улыбку. На самом деле чероки ужасно похожи на шотландских горцев, особенно по части всяких историй. За несколько дней, что мы провели в деревне, мне довелось выслушать целую кучу.

– Однажды звери и птицы решили сыграть в мяч, – переводила Анна вслед за Сунги. – В то время летучие мыши бегали на четырех лапах, как и остальные животные. Однако играть им не разрешили: другие звери сказали, что те слишком малы, их просто растопчут. Летучим мышам это не понравилось. – Сунги нахмурилась, изображая недовольную мышь.

– Тогда летучие мыши отправились к птицам и предложили играть на их стороне. Птицы приняли предложение, взяли листочки и палочки и смастерили для них крылья. В итоге птицы выиграли, а летучим мышам так понравились крылья, что…

Сунги резко умолкла, подняла голову и принюхалась. Остальные женщины тоже примолкли. Сунги проворно вскочила и подошла к двери, выглянув наружу.

Я тоже чувствовала запах дыма, и уже давно, но теперь гарь усилилась. Сунги вышла за порог, остальные потянулись за ней. Под ложечкой засосало нехорошее предчувствие.

На небо наползали дождевые тучи, но даже на их фоне отчетливо выделялось облако дыма – грязное пятно, клубящееся над дальними деревьями. Поднялся ветер – предвестник надвигающейся бури; сухие листья с шуршанием прокатились мимо, словно зверьки на маленьких жестких лапках.

В большинстве языков мира для ситуаций, пробуждающих тревогу, предусмотрены односложные слова; чероки не стал исключением. Что сказала Сунги, я не разобрала, но и без того было понятно. Одна из девушек лизнула палец и выставила вверх; впрочем, жест оказался излишним – сильный ветер ударил прямо в лицо, отбрасывая волосы назад и холодя шею. Судя по направлению, дуло в сторону деревни.

Анна сделала глубокий вдох, расправляя плечи – видимо, готовилась к решительным действиям. Внезапно все разом задвигались, поспешили к своим домам, сзывая детей и попутно сметая в юбки вяленое мясо с сушилок, связки лука или кабачки с навесов.