Лесные призраки - Даниил Калинин

Отец выжил благодаря местным жителям, которые подобрали раненого на поле боя. Ему несказанно повезло, что его не выдали в первое время. Так что отец сумел пережить репрессии, обрушившиеся на участников белого движения в Крыму.

Но немного поправившись, он ушёл из дома своих спасителей. В небольших рыбацких поселениях все на виду, и за помощь белогвардейцу сердобольной семье могло крепко достаться. Вроде поначалу не выдали, все свои. Но кто знает, как повернулось бы дальше?

Отец вскоре попался, но, на его счастье, самые жестокие гонения на белогвардейцев как раз утихли, и вместо казни его отправили на Крайний Север. Скудная, полная лишений жизнь поселенца не пестрит яркими и счастливыми моментами. Скорее, лишениями и ударами судьбы, и отец не стал распространяться на эту тему. И так видно, что пережил многое из того, что не хочется вспоминать в короткий миг счастья.

В свою очередь, я рассказал о своей жизни, поведал свой боевой путь. Как ни старался ужаться, но коротко не получилось, мой рассказ занял всё отведённое нам время. Слишком много задавал папа вопросов о матери, о Дунише, о нашей жизни. Живо интересовался моей борьбой с немцами. Сам он неоднократно писал прошения об отправке на фронт, пусть и в штрафбат. Но их никто не удовлетворил.

– Мещеряковы, время.

В кабинет зашёл завербовавший меня капитан.

– Товарищ…

– Знаю твой вопрос, знаю. Дело поселенца и участника белого движения Александра Мещерякова пересмотрено, он реабилитирован. Вот документы, подписаны контриком, что вёл и твоё дело. Именно он инициировал поиск твоего отца. Кстати, передавал привет. Очень надеется, что не ошибся в тебе, и ты честно, не жалея себя будешь служить Родине. Так же честно и доблестно, как сражался с фрицами.

Вскакиваю и горячо, даже излишне горячо хватаю капитана за руку и долго трясу её в рукопожатии:

– Я оправдаю, я обязательно…

Капитан усмехнулся.

– Привыкай к другой форме благодарности, уставной. Ты же всё-таки теперь советский офицер!

– Служу Советскому Союзу. Товарищ капитан, а…

– А отец твой поедет в Арзамас. Знаешь такой город? Нет? Ничего, мы этот пробел заполним. Пока будет жить в комнате в общежитии, что выделяется под твою семью. Позже мы отправим к нему твою маму, правильно?

Видимо, мои глаза сверкали так радостно, что капитан решил «подсластить пилюлю». Разом потускнев, он уже более официально и жёстко произнёс:

– Но помни, товарищ старший лейтенант. Пересмотреть дело можно в сторону реабилитации, а можно в сторону приговора. В гражданскую твой отец воевал против советской власти, так? Своё наказание он заслужил, даже, может, легко отделался. Будем считать, что твоя кровь в Белоруссии искупила грехи вас обоих, но помни, что теперь его жизнь зависит исключительно от тебя. Шаг в сторону – и сам понимаешь.

Лицо моё окаменело. Отец, видимо, готовый к любому повороту, лишь молча кивнул. А разведчик, широко улыбнувшись, продолжил:

– Но лично мне почему-то кажется, что ты будешь служить со всем рвением. Да и грех жаловаться, всё справедливо. Правильно говорю, хлопцы? Справедливо же?

12 февраля 1945 года

Как же всё-таки в Бискайе красиво. Пусть зима, но убелённые снегом горы и леса, обрамляющие их подножия, представляют собой сказочною картину.

Страна басков снилась мне все последние годы, и я часто задавался вопросом – а увижу ли я в своей жизни ещё раз эту красоту, это великолепие?

Мы с напарником спускаемся к Очандиано. Наш путь пролегает ровно по той дороге, по которой я гулял с Дунишей восемь лет назад. Только тогда мы поднимались в горы, а теперь направляемся вниз. Но сердце бьётся так же бешено, как когда я ждал возлюбленную под сенью весеннего леса…

Пытаюсь отогнать от себя нарастающее с каждой секундой волнение мыслями о задании. Если здесь всё проходит гладко (ну вот опять!), то мы вернёмся в Марсель. Моё знание города и его теневой жизни идеально подходит для выполнения некоторых «деликатных» задач, так что руководство решило не мудрить, а забросить меня обратно. Как говорится: «Где родился, там и пригодился».

Но ведь нужно продумать всё до мелочей: отшлифовать легенду, грамотно выбрать жильё, установить каналы связи с агентами в посольстве, как-то решить вопрос с мафией, про конфликт с которой я заранее предупреждал начальство, но получил довольно обтекаемый ответ…

Между тем мы всё ближе подходим к дому Айнгерра. Ноги становятся ватными и с каждой секундой наливаются непомерной тяжестью, каждый новый шаг даётся всё сложнее. Сон сном, но если на деле они никуда не уехали из Пуатье? Или за ними пришли эсэсовцы, каким-то образом узнавшие место их обитания и уверенные, что это именно я уничтожил остаток группы Вольфа?

Или они жили здесь, а потом переехали? Где их искать и сколько времени даст мне руководство на эти поиски?

Господи, помоги!

– Подожди!

Я обращаюсь к спутнику, не в силах больше сделать и шага. Искомый дом, такой родной, такой близкий – будто и не было этих восьми лет, и мы с Дунишей только вчера его покинули, – находится всего в 15 метрах от нас. Но сил подойти и постучать в дверь уже не осталось. Я очень боюсь, боюсь узнать, что моей семьи здесь нет. Видимо, этот страх – один из самых сильных в жизни.

Сердце бьётся бешено, мне на секунду кажется, что оно разобьётся о стенки рёбер. И действительно, острая боль в груди вдруг скручивает меня.

– Да что с тобой?!

Николай (так зовут моего визави), крепко схватив меня за куртку, поддерживает, не даёт упасть. Я же, просто не справившись с эмоциями, практически ложусь на товарища.

– Сейчас, сейчас…

А рука, поднесённая к глазам, трясётся мелкой дрожью.

Вдруг из открытого окна дома раздаётся счастливый детский визг, и ему вторит невероятно любимый женский голос:

– Котёнок, прекрати убегать! Иди кушать!

Господи, слава тебе!

Боль в груди уступает дикому жару, растёкшемуся по всему телу. Я вырываюсь из объятий Николая и со всех ног бегу к двери.

…Они здесь.

Эпилог

Если человеческую жизнь можно было бы сравнить с книгой, то моя потянет на трёхтомник Льва Толстого «Война и мир». И что самое удивительное, этот роман ещё не дописан, хотя, безусловно, я достиг последних строк его эпилога.

Не буду гневить Господа, моя повесть не лишена счастливых страниц, но, к сожалению, её вряд ли можно посчитать счастливо окончившейся. Тем не менее, она ведь ещё не дописана, верно?

Хех, кого я смешу… Что может измениться к лучшему в жизни 99-летнего одинокого старика? Наконец-то изобретут эликсир молодости? Я сам порой удивляюсь, почему за мной ещё не пришла костлявая. Может, она так устала ждать меня тогда, в далёких 30-х и 40-х, что забыла дорогу? Как знать.